Монета Рюрика. Приключения дилетантов

Вон там, краем леса, проходил тракт, по которому купцы товары богатые возили. А их частенько лихие люди тормозили. А вон туда если пройти, наискосок, – каменный дом о двух этажах стоял, с решётками на окнах. Потому с решётками, что в том доме помещался собственный Киселёвский сельский банк. Киселёво когда-то было богатым селом, не то что сейчас – задрипанная деревня. А почему богатым, потому что местные мужики из трезвых и додельных работали в Туле, на императорских оружейных заводах. Царь-батюшка Александр Павлович пожаловал за это киселёвскому храму Пресвятой Богородицы серебряный позлащенный ковчег весом более килограмма, который после революционного разорения неизвестно куда подевался.

– А вот тут, где мы сидим, на этом самом бугорке, – завершая свой удивительный рассказ, поведал не менее удивительный незнакомец, – стояла часовня, которую построили во имя чудесного спасения другого Александра, Третьего, когда тот под Харьковом чуть не погиб вместе со всей своей фамилией при крушении поезда, как полагают, подстроенного бомбистами. А вообще-то, люди в этих местах с незапамятных, царьгороховых ещё времён селились.

– Места-то какие у вас здесь благодатные! – воскликнул неожиданно «профессор», поднялся на бугре во весь рост и, раскинув руки, обозрел с широким разворотом долину. – Так то, господа. Да-с!

Господа, только что заедавшие репчатым луком вонючий самогон, слушали, разинув рты, как дети. Однако Витёк, с рождения отличавшийся слегка замедленной реакцией, неожиданно философски заметил, что оно, конечно, лапши деревенским изрядно можно на уши-то понавешать. Ну, был колхоз. Теперь нету. Земля как земля, ничего особенного. Косогоры да овраги. Чего тут благодатного? Разве что грибов много. На что дядя молча полез в другой нагрудный карман и достал коробочку, вроде табакерки, тоже украшенную П-образным вензелем. Раскрыл и поднёс к носам случайных своих собеседников. В коробочке лежали монетки, одни тёмные, сходу не разобрать какие, однако явно старинные, другие чистенькие, блестящие. А ещё два крестика нательных, простенький девичий перстенёк и пуговица с непонятной эмблемой. Витёк неприлично громко икнул и сказал, обращаясь к Гоге:

– Видал, а?!

Гога, конечно, видал. И ответил другу не без ехидства:

– Отложения, говоришь? Это у нас с тобой, Витёк, отложения. А у него – ископаемые!

Дядя от души рассмеялся и запрятал табакерку обратно в карман. Гога перевёл взгляд на штангу и с разрешения хозяина внимательно её осмотрел и даже ощупал.

Завершая мимолётное общение, городской спросил, как зовут парней.

– Гога, – тиская диковинный аппарат, бросил Гога.

– Как-как? – добродушно хохотнул «профессор», – Гога? А вы, – повернулся он к Витьку, – стало быть, тогда Магог будете?

Пожал парням руки, поблагодарил за компанию и пошёл себе дальше, к припаркованному у старого клуба большому как носорог чёрному внедорожнику. Предварительно расчленив свою пикающую конструкцию, которую вместе с лопатой, тоже разборной упрятал в цилиндрической формы рюкзак. И стал выглядеть не как искатель сокровищ, а как городской грибник-неудачник, у которого в корзинке всего-то пяток перестоявших свинушек.

Вскоре среди земляков прозвища неразлучных друзей раздельно уже и не произносились.

– Вон Гога с Магогой опять куда-то подались, – ворчали им в след благообразные киселёвские старушки. – Опять, небось, к Машке за сивухой. Откуда ж было им знать, что Витька следовало бы называть не Магогой, а Магогом. А Гогу Гогом. Старушки хоть и были набожными, «Откровение Иоанна Богослова» не читали. А если и читали, то особо в детали не вдавались. Между прочими серьёзными пророчествами там сказано: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобождён из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырёх углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань, число их – как песок морской».Именно библейских Гога и Магога подразумевал тот учёного вида дядька, краткое общение с которым повлияет впоследствии на судьбы наших персонажей самым существенным образом. А если бы и знали бабушки, всё одно звали бы парней Гогой и Магогой. Так проще и привычней. На наш манер.

Однако относились бабушки к парням душевно. Оба хоть и выпивали частенько, но никогда не безобразничали, на людях не сквернословили, а при случае и помогали. Кому забор поправят, кому порося, вырвавшегося ненароком на оперативный огородный простор, обратно в закут затолкают.

Хорошие ребята, – судачили бабки, знавшие парней ещё карапузами. Только несчастные. У Магоги отец шибко пьющий был, вот и уродился он… Ну, не очень сообразительным. А Гогу, мало что рано родителей лишился, ещё и невеста из армии не дождалась. Чего их судить сердечных? – искренне горюнились бабушки.