Монета Рюрика. Приключения дилетантов

Здесь автор предполагает в изложении несколько ускориться, поскольку довольно продолжительный последующий период хоть и был по-своему интересен, но явил собой сплошную череду более или менее удачных вылазок, прерванных очередной зимой, затяжной и снежной, каких давно уже не бывало. Вот после неё-то и наступил перелом, повлекший за собой события, сколь радостные, столь и тревожные. И даже печальные.

В конце мая, когда из хорошо напитавшейся влагой и солнцем земли буйно полезла трава, сильно затрудняющая поиск, Гога впал в уныние.

– Не там, не там копаем! – стенал он, укоризну почему-то адресуя другу. Гога, в отличие от Магоги, связывал с изысканиями большие надежды. На материальные поступления. Магоге что? Он получал небольшое инвалидское содержание, всё было ему по большому счёту до лампочки. Кусок хлеба есть, вот и ладно. А ежели ещё и на кружку-другую пива находится, так и куда с добром. У Гоги же были планы. Которыми он с товарищем до поры не делился. Утаивал. Реализовать эти планы он надеялся с помощью той самой пищащей штанги, конструкцию которой подсмотрел сначала у «профессора», а потом и в старом журнале. Но планы рушились.

Не он стал первым, ох, далеко не он, кто считал, считает и будет считать: стоит только взять в руки угадывающий в земле металл аппарат, так сразу на сундучок со златом-серебром да и наткнёшься. Особенно игрив Земляной дедушка, который считается мифологическим куратором копателей кладов и одновременно сторожем хранимых землёй богатств, именно с теми, кто вот так, дуриком и нахрапом надеется ухватить удачу за хвост. Случаются, конечно, чудеса, и автору даже известны фартовые личности, о которых есть смысл рассказать. Но потом когда-нибудь, не в этом повествовании.

Зачастую бывает вот как. Состоятельный индивидуум приобретает дорогущий прибор, пару раз промокает до костей под ледяным дождём, заметного ни шута так и не откопав, и забрасывает аппарат на чердак. На веки вечные. Либо избавляется от него, сбыв по бросовой цене очередному испытателю везения. Другой сдуру залезает на реестровый памятник истории и археологии и там его принимают за нарушение законодательства полицейские, сообща с официальными археологами, которые любителей ненавидят лютой ненавистью за посягательство, как они уверяют, «на культурный слой». Заплатит такой любитель неслабый штраф и про хобби своё несостоявшееся предпочтёт забыть навсегда, радуясь, что легко отделался.

А третий, не очень-то то печалясь скромностью трофеев, а порой и вовсе их отсутствием, продолжит радоваться долгим прогулкам, весеннему оглушительному птичьему хору, разноцветью осенней листвы и очарованию неизменно сопутствующей этому занятию тайны. Как там старина Эйнштейн говаривал? «Самое прекрасное, что мы можем испытать – это ощущение тайны».

Однако, мы тут о герое нашем Гоге. В определённый момент как-то перестал он проникаться ощущением тайны и романтикой поиска. Навязчивое желание откопать нечто такое, что существенно поправило бы его незавидное материальное положение, превращалось в неуёмный раздражающий зуд. Он ведь планы, как было уже сказано, имел. Для осуществления которых общей суммы, вырученной ими с Магогой с продажи всего накопанного непосильным трудом, и близко не хватало. Ну что могли дать хитроокие перекупщики, с важными мордами подающие себя коллекционерами-экспертами, за не лучшей сохранности монеты 19-го века, сомнительные медальоны и прочий шмурдяк? Копейки.

Металлические части конской сбруи, которая тёрла когда-то выю и холку коняге, принадлежавшему, судя по изяществу пряжек и колец, некому состоятельному наезднику, принесли им три тысячи рублей. Лошадиные аксессуары проданы были хозяину открывшегося неподалёку элитного лошадиного клуба. И это была их самая прибыльная находка. Гоге на его планы требовалось, как минимум, тысяч пятьдесят. Для старта. Чтобы малость приодеться, податься в столицу, там обустроиться, за полгода-год заработать на стройке уже как следует, на всём экономя, вернуться и…

И что, казалось бы, за сумма – пятьдесят тысяч? Но и той в деревне взять неоткуда было. На картошке не заработаешь, а больше и не на чем. А в долг столько не дадут. Местные бабушки хоть и жалеют, но над своими похоронными пуще Кащея чахнут. Про тех сельчан, кто помоложе, и говорить нечего. Дураков нет безработному в долг давать. И своровать не у кого. Да он и ни в жизнь не стал бы. Вот найти что-нибудь по-настоящему ценное и продать выгодно – другое дело. И он упорно искал. Без особого толку.

Но случилось, как это иногда бывает, озарение. Читатели из числа знакомых с превратностями долгого и упорно поиска чего бы то ни было, наверняка с подобным сталкивались. Озарение, как и положено чуду, нахлынуло внезапно.

В глухом молчании возвращаясь под вечер с очередной неудачной вылазки, Гога вдруг резко остановился и, глядя куда-то вбок, пронзительно и противно, как сойка, вскрикнул:

– Где мы?!

«Кукухой, что ли, Гога поехал?», – подумал товарищ испугано. Однако вслух этого тревожного предположения высказывать не стал, а ответил: