Отец Михаил сидел за столом, уже прибранным после ужина, и пил горячий липовый настой с медом. На блюдце перед ним лежали ельцы — разные фигурки из печенья. При виде Петра, священник с улыбкой поднялся, пойдя навстречу, перекрестил гостя, и указал рукой на стол, приглашая перекусить вместе с ним.
Не желая укорачивать и так небольшое время отдыха, которое позволял себе Михаил, Петр присел вместе с ним. Ефросинья радушно поставила чашку, спросила, не принести ли чего посолиднее, может, голоден, сразу из мастерской шел. Но Петр, отказавшись, только чаю попил да пару печений съел, похвалив хозяйку за их вкус.
Все трое посидели за столом, переговариваясь о домашних делах, вспоминая знакомых. Затем хозяйка унесла посуду, ельцы были съедены до крошки, и отец Михаил предложил Петру пройтись до церкви и обратно.
— Хоть и поздно, а луна стоит, да и снег отсвечивает. Все видно, не заблудимся, — пошутил он.
Петр был рад выйти и наконец приступить к разговору о том, что его волновало. Они шли под призрачным светом луны, по утоптанной дороге по направлению к церкви, и Петр откровенно рассказывал о сложившейся дома ситуации.
Идя сюда, он боялся, что ему будет трудно говорить о словах Аграфены, как будто пришел на жену жаловаться. Но потом вспомнил, с каким уважением она относится к священнику, что любит он Аграфену больше, чем самого себя, являясь с нею единым целым, — а на себя ведь жаловаться не придешь, — и слова потекли просто и свободно.
Он ничего не сказал о самом посольстве, отметив только, что ехать нужно далеко и надолго, что считает эту поездку своим долгом, но и оставить в таком состоянии жену не может. Кроме того, нет-нет, да и всплывало опасение, а ну как, спаси и помилуй Боже от такого, выполнит Аграфена обещание свое, возьмет Алешку, да и пойдет за ними следом, пешком, да пропадет в пути. А что погибнут на такой долгой и опасной дороге, так тут и сомнения быть не может.
Они уже миновали церковь, дошли до маленького кладбища, где под теплым пуховым снежным одеялом мирно спали усопшие. Отец Михаил смахнул снег с одной из лавочек, стоящих сразу за небольшой часовенкой, присел и потянул на скамейку Петра. Он долго молчал, чертя подобранным прутиком снежные узоры, наконец, внимательно посмотрев на своего спутника, произнес:
— Сын мой. Мужество твое при исполнении долга много раз проверено в делах и тобою доказано, а потому отказ участвовать в этой поездке никак тебя не осрамит. Никто не назовет его позором или небрежением своими обязанностями перед царями, тем более, что, как я понял из твоего рассказа, не государь, а боярин или окольничий просит об услуге. Конечно, она очень важна, да и не ему лично нужна, но и кроме тебя есть люди, которые могут и должны ее оказать. Не можешь ты, сколько бы ни было в тебе силы и усердия, во всех делах важных участвовать. Апостол Павел сказал: «Вся власть от Бога», так что противиться воле царя или князя — значит, идти против Божьего повеления. И если бы тебя призвали на ратное дело, то я первый посоветовал бы тебе с почтением повиноваться. Но ведь боярин, прослышав о череде испытаний, выпавших на твою долю, предоставил тебе самому решать, принять ли его не приказ, а предложение сопровождать его в походе. Ты ослаблен от перенесенных невзгод, и он это понимает. А что, если в нужный, опасный момент не сможешь справиться? Предоставляя тебе волю в решении, он хочет, чтобы ты сам оценил свои возможности и не подвел его. Разве когда-нибудь жена твоя противилась твоей воле? Нет, с печалью, с мукой сердечной, за твою жизнь, опасаясь и молясь за нее, всегда была на стороне твоего решения. Но мужество ее исчерпано, не тебе, а ей сейчас поддержка нужна. Потому я бы тебе посоветовал положиться на нее. Если не изменит своего решения — оставайся. Коли передумает, и ты почувствуешь в себе силы исполнить задачу, на тебя возложенную, — поезжай. Верю, что Господь не осудит меня за такой совет.
Как будто тяжелая глыба камня упала с плеч кожевника, когда он услышал слова святого отца. Он поцеловал сухую теплую руку священника, поблагодарил, вместе они прочли короткую молитву Богу, прося Его одобрения и поддержки. Покинув кладбище, мужчины медленно возвращались домой под бездонным небом, усеянным звездами. Попрощавшись с отцом Михаилом возле его дома, остаток пути Петр шел быстро, чтобы скорее увидеть Аграфену.
Дома его, как всегда, ожидали, окна тепло светились, и, войдя в комнату, он увидел все свое семейство в сборе. Аграфена шила что-то возле стола, Алеша рядом разложил новые деревянные игрушки, вырезанные Потапом. Перед Спиридоном лежал открытый «Назиратель», в котором будущим путешественник читал о разнице между людьми, живущими в странах с различным климатом, а также о том, как следует искать ключи и источники, познавая качество воды, — что, конечно, не могло не пригодиться в поездке к Сулейману. На столе горели четыре свечи, чего неукоснительно требовал Петр, боявшийся, что от слабого освещения испортятся глаза.
— Ну что, рукодельники, не слишком поздно сидите, не пора спать? — воскликнул он с порога.