Монеты на твоей ладони

Удар. Еще удар. Это сердце. Гулкий звук отдается в ушах эхом, будто бьется оно не в груди, а в собственных руках. Вздох. Медленный, глубокий. Удар. Удар. Вздох.

Тревога ядом проникает в сознание, тишина закладывает уши. А с бездонных небес валится снег, засыпая глухой мир толстым одеялом…

Шаг, другой. Я пятилась под защиту дерева, пока не почувствовала лопатками надежный шершавый ствол. Я трусливо бежала от тишины, ибо мне (мне!) было страшно. Подумала и только потом осознала, ЧТО подумала. Неужели… Сердце подскочило и заколотилось в горле. Я вытянула вперед руку. Пальцы уже терялись в снежной мгле, я едва могла различить собственное кольцо.

Пронеси, Господи…

Все богатства мира за чужое плечо рядом, полжизни за то, чтобы я ошиблась. Пусть рядом я увижу злые зеленые глаза, пусть на меня пойдет орда демонов Бездны, но, пожалуйста, пусть я окажусь не права.

Рукоять Осколка скользнула в ладонь.

Цок-цок-цок. Цок. Цок. Цок… Синие звезды зажглись в белизне. Цок. Цок. Она белесым призраком вырастала из снежного тумана. Размытые серые мазки, бесцветной кляксой расплывшаяся грива. Лошадь.

Лошадь с глазами синими и мертвыми, как вздувшийся труп. Из распоротого живота толстыми, заиндевевшими на морозе змеями свисали почерневшие кишки, волочащиеся по земле. Цок. Негнущиеся ноги сделали шаг. Кишка зацепилась за корень и лопнула.

Цок. Она шла. И несла наездника. Я подняла глаза. Лишь на гран плотнее вьюги, сотканный из могильной тишины и мертвенно-белого снега, с прожигающими насквозь холодом синими осколками звезд в слепых глазницах.

И их свет обратился на меня. Накатила, бросила на колени и накрыла с головой волна лютого мороза. Не дающего вздохнуть, сжигающего легкие, останавливающего сердце. Кожа на пальцах лопнула, багровые нити расчертили руку, замерзая и рассыпаясь ледяной крошкой еще до того, как капли успевали запятнать снежную белизну. Взгляд безвольно обежал круг. Сознание безучастно наблюдало, как вокруг вспыхивали все новые и новые синие икры, как из снежной мглы выступали призрачные тела. Ледяные пальцы смертельно колючего взгляда впились в душу, выпустили когти и начали рвать, рвать, рвать…

Алекс.

Бледный свет Путей над головой не тускнел даже ночью. Но ни звезд, ни луны.

По затекшим ногам побежали мурашки. Я посидел еще немного и поднялся. Походил немного вдоль речушки, размял ноги и снова сел. Я изнывал от безделья, но спать не мог — слишком короткие сутки по сравнению с теми, к которым я привык.

Сказать, чтобы я беспокоился, было нельзя, но неизвестность была…раздражающей. Мне почти физически требовалась информация. В голове с четкостью кристаллической решетки выстраивалась картина происходящего, и недостаток информации оставлял ячейки этой решетки пустыми. Последствия и первопричины искажались, выпадали и были попросту фрагментарными, не просчитываясь в полной мере только от банального незнания того, что сейчас происходит в мире. Это раздражало. Но не бесило. Спокойное, отстраненное раздражение ученого, которому не хватает пары колб, чтобы сделать открытие, но, однако, прекрасно знающего, что достаточно выйти за ними в магазин, и проблема испариться.

Своим чувствам и мыслям я временами изумлялся не меньше, чем чужим, но в последнее время делал это все реже и реже. Видимо, разучился удивляться. Или изменился, наконец, настолько, насколько от меня требовали. А может, даже больше? И, пожалуй, сожаления по этому поводу я не чувствую.

Нет, определенно не чувствую. Я поднялся и зашагал обратно в дом. Дверь распахнулась с визгливым скрипом. За стеной по-прежнему, с самого заката, нервно мерял шагами комнату Хан. Уже закрывая дверь, я заметил, как начало светлеть небо. Нет, не на востоке — со всех сторон. Со всех, со всех сторон… Простенькая прилипчивая мелодия засела в голове и прокручивалась, наверное, уже по двадцатому разу. Спать не хотелось по-прежнему, поэтому я со вздохом отодвинул стул из-за большого квадратного стола и сел. Стол находился как раз под незастекленным окном, поэтому я видел, как небо окрашивалось сначала в розоватый, а потом и в голубой цвет. Скоро станет достаточно светло для того, чтобы читать, и можно будет наконец прекратить изнывать от скуки.

За спиной скрипнула дверь.

— Ничего не слышно? — в комнату вошел Хан, бледный, с запавшими за ночь глазами, — Что-то неладно, совсем неладно…

— А что в последнее время было ладно? — я пожал плечами. Поменял местами два подсвечника на столе и поднял голову. — Ничего с ней не случиться. Стражи, они в огне не горят и в воде не тонут. Просто андроиды последнего поколения, а не люди.

— Ничего ты еще не видел в этой жизни. И вода может гореть, и огонь — замораживать.

— Возможно, — покладисто согласился я. — В любом случае, сидя здесь, навряд ли мы можем на что-то повлиять.

— Она же твой Страж. Тебе что, на самом деле все равно? — Хан странно посмотрел на меня.