Монеты на твоей ладони

Не среагировало оно и тогда, когда под рассыпавшимися в мелкую водяную пыль тварями в нужном месте я не увидела тела. Зато почувствовала. Знакомую до боли, родную ауру самого близкого мне после брата существа. Рейн.

Рейн…

Я закрыла глаза. Спасибо вам, Боги. Спасибо вам, мерзавцы вы эдакие.

Я готова была разрыдаться от облегчения. С ним Рейн… В этой ситуации он убережет тебя лучше, чем я и все маги Безымянной. Телепорт вывезет даже со дна адского пекла. А это сейчас — важнее всего. А Хан? Тоже здесь?… Не знаю, не чувствую. Есть ли в этой дыре хоть один портал в Безымянную? Рейн не прыгнет сквозь миры.

Господи, что я горожу. Хоть один портал, да есть, иначе их обоих здесь не было. Я потянулась к напарнику — и с огромным трудом пробилась сквозь пропитывающую стены магию. Магию такой силы и древности, что она глушила половину сигналов. И это между нами-то! На короткий вопрос — где вы? — был получен не менее краткий, глухой и трудноразличимый ответ — балкон, галерея. Я изогнула шею назад, в сторону каменных опор, мимо которых уже пролетала. И ответ — скорее положительный импульс, чем подтверждение.

Я не нужна там. А здесь, во дворе — да, нужна. Пока вырезали не всех. Я глянула вниз — десятка полтора людей бежали, спотыкаясь, к стене, первые уже начинали подниматься по веревочной лестнице на балкон. Одного взгляда хватило, чтобы понять — не успеют. И вот поэтому я и нужна. Чтобы успели.

Я развернулась и звуковым накатом прошлась по начинающим свивать новые тела нелюдям. Один раз, другой, третий… Люди сбивались, зажимали руки ушами, но карабкались, карабкались вверх. Я пошла на новый разворот, быстро оглядывая двор. Последний человек скрылся за бортиком балкона.

Я облегченно вздохнула.

Совсем рядом грохнуло, молния оплавила зубец на северной башне. Дождь хлынул не каплями — струями, безумно тяжелыми, частыми, ледяными. Вода плеснула в незащищенные веками глаза, и я на мгновение ослепла. Крылья сделали один неловкий взмах, другой. Я замотала головой, стряхивая воду. На балконе завели мерным речитативом мантру заклинания в несколько десятков голосов. Крылья стремительно тяжелели, уставая. Дождь лил не переставая, и по-моему, делался все сильней, если это было вообще возможно. Мышцы заныли, не справляясь с хлещущими на тонкие перепонки потоками. Мантра стала громче, перекрывая дождь. Я изогнула шею под самое брюхо, защищая голову от воды и попыталась оглядеться. Ничего. Одна сплошная, серая, движущаяся пелена.

Резкий порыв поднявшегося вновь ветра встопорщил гребни на спине, а в следующую секунду падающее под тяжестью дождевых струй крыло подломилось и вывернулось под неестественным углом. Резкая короткая вспышка боли — и падающая с крыла вода окрасилась алым: лопнула часть перепонки. Ураганным порывом меня швырнуло на стену и проволокло. Острые кромки камня чувствительно врезались в шкуру, оставляя на чешуе глубокие борозды. Я оттолкнулась от стены ногами, и впервые поняла, насколько стала слаба. Крылья силились сделать взмах, но не могли — льющая сверху лавина воды давила их к земле. Перепонки по краю покрылись мелкими разрывами. Тонкие кости гнулись под натиском ветра, грозя сломаться. Я поймала момент между двумя порывами и нырнула вниз, под защиту крепостных стен. Ветер взвыл, протяжно, глухо.

Крылья онемели, отказываясь повиноваться саднящим мышцам. Я спускалась все ниже и ниже, больше оттого, что воздух уже не держал. Перекинуться. И срочно. В глазах мутнело, но до галереи с остатками людей нужно было долететь. Нужно. Слышишь, нужно! Тело — частности, тебе ли это говорить! Мало ли что оно не может. Ты — можешь! Пошла!.. Крылья развернулись наполовину, взмахнули раз, другой… Я била крыльями на месте, а ливень сбивал меня все ниже. Я выдохнула облачко пара и решительно…

Боль. Взрывная, резкая, вцепилась в ноги. Я задохнулась, хватая ртом воздух и не могла вдохнуть. Ноги рвали на лоскуты, сдирая кожу и вспарывая мышцы. Дура, дура, дура!.. Ты спустилась слишком низко, и тебя достали. И теперь не отпустят. Я рванулась вверх, заколотила крыльями, но меня тащили, тащили вниз, к земле. Медленно, будто играясь, всаживали когти в бока, в хвост, в крылья, и тянули вниз, нет, не весом, которого не было, а вспышками дикой боли, полосовавшими тело. Инстинкт еще пытался что-то сделать, а сознание уже мутнело. От нехватки воздуха, от горла, перекрытого спазмом, от ломающихся в попытке вырваться костей, от первобытного, древнейшего, перекрывающего всякий разум чувства — боли, прожигающей тело насквозь. Доводы, логика, планы, мысли — все утонуло в диком инстинкте. Тело забилось в бессмысленных, беспорядочных движениях, скидывая с себя нелюдей, пытаясь еще что-то сделать.

Пытаясь жить.

А разум, безучастный и безразличный, наблюдал, как черное чешуйчатое тело засасывает в багровое клубящееся море восставших призраков. Тело зажмуривалось, еще помня, что смотреть им в глаза — значит умереть. Мысли застыли, парализованные болью. Нет, уничтоженные. Напрочь.