Money БЖИГ (СИ)

— У Владимира Константиновича больше успехи, я им горжусь, — Медсестра уводила меня по длинным коридорам, пружинистой походной, короткие каштановые волосы подпрыгивали в такт. — Мы гордимся, — для чего-то добавила она.

Внутри всё выглядело многообещающе, зелень на больших окнах, зоны отдыха, приятный аромат еды, и фотографии на стенах, тех кто уже выпустился, и тех кто только начинал свой путь. Тут и фотокарточка отца, улыбающийся, с кистью в руках и этой же медсестрой рядом. Лицо отдохнувшее, с румянцем, и глаза такие живые, наполненные.

— Давно не видела его таким, — оторвала и положила в карман, медсестра промолчала, похлопав меня по спине.

Мне тоже хотелось это наблюдать, не ревновала, если он может быть таким с другими, пусть так. Мы прошли дальше, в светлую комнату, с двумя кроватями по бокам. Рядом с дверью шкаф с книгами, дальше телевизор, внизу тумбочка и кресло.

— Доченька приехала, — Отец подорвался, крепко обнял, а я оторопела. — Как доехала? Под дождь не попала?

— Нет. — Деревянными руками обняла его, не до конца понимая, хитрость или правда рад видеть.

От него пахло медовым чаем и лимоном. Прильнула, поцеловала в щеку.

— Дочка моя, — отец сказал своему соседу, тот поздоровался и поспешил выйти. — Я так по тебе соскучился. Присаживайся.

— Не смогу тебя сейчас забрать, тебе придется долечиться, — Не хотелось это говорить, момент испарится, но этого не произошло.

— Да, мы уже обсуждали это с доктором. — Присел рядом.

— Ты как? — Вязала его за руку, изучая знакомые черты лица.

Морщин стало меньше, выровнялись, оставляя добродушные борозды у глаз. Отечность пропала, щёки опали, подчеркивая выразительные скулы. Короткие волосы зачесаны, только чёлка выбивалась вперёд.

— Как видишь, хорошо. — Поднялся, сделал вокруг себя круг. — Чувствую вкус жизни, думал со мной покончено уже.

Отец переглянулся с медсестрой, та стушевалась, неловко мне улыбнулась и вышла.

— И всё? Так легко? — Не верила, для меня человек мог измениться только поверхностно, привычки так быстро не уходят.

Он меня понял, опустил глаза, вздохнул. Тихо присев рядом, приобнял, положив тяжелую руку на плечо. В это тишине было всё: и сожаление, и тоска по упущенному времени, и горечь слов, поступков. Не стал отрицать, кидать обещания, знал, веры ему теперь не было, а заслужить придётся долгими стараниями.

— Прости, знаю, всё знаю, — голос ласковый, приглушенный. — Сам был на твоём месте, только не смог понять, что нужен тебе был. Ты всё бабушка да бабушка, а я и видеть никого не мог. Завещала мне беречь и заботиться. Не смог.

Сморгнула слёзы. Вот так всегда, думала, пережила, а нет, оставалось ещё живое место. Сделал шаг на встречу, сотый, тысячный, какой бы не был, ещё один.

— Поделись, мы никогда с тобой толком не разговаривали.

— Нечего тебе бредни мои слушать, — он махнул рукой, был готов, но сорвался, возможно, подумал, что не хочет больше туда возвращаться, пора уже забыть, — с психологом каждый раз мусолим. Вот те, психологом. Подумать только. Считал шарлатаны все, а лучше-то становится.

— Я рада, правда, — залезла на кровать с ногами, оставался час на посещение. — Расскажи что-нибудь.

Не Вовка, уже Отец, растрепал волосы, затем поспешил пригладить их ладошкой. Он засмеялся, заразительно, громко и начал рассказывать истории из молодости, одну за другой.

Глава 37

— Идиотка, — Юля не сдерживалась, мои слова вызывали в ней неконтролируемый порыв гнева, который она выражала, закатывая глаза и сжимая в руках горячую кружку с чаем.

Перекинула ногу через стул, приземлилась и сложила руки на спинку, подпирая подбородок. Борзини демонстративно заорал с коридора «благи», засеменил лапками, прыгнул к Юле на колени и уставился на меня. Две пары глаз смотрели осуждающе, с прищуром.

— Значит так, с Заиром всё решено, меня это совсем не устраивает, — начала громко, пока мой голос совсем не упал от сменившегося выжидания на безразличие.

Компаньоны перестали обращать на меня внимания, словно мои слова были пустым звуком, доносящимся с улицы. Юля подцепила палочками кусочек ролла и отправила его в рот, для Борзини она сняла с другого полоску лосося.

— Это всё, — Юля обвела палочками стол, на котором была разложена еда.

— Благи, — продолжил кот.

— Он заказывает нам еду уже несколько дней, прости, но теперь это касается и нас тоже.

— Вас купили за доставку, — до носа доносился запах ванили с нотками гвоздики и лимона.

Букеты цветов были повсюду. На холодильнике красные розы с пионами и малиновыми сухоцветами в бабушкиной синей вазе, на окне в банке воздушный букет из гипсофилы, украшенный по кругу перьями, вычурно, но Борзини они пришли по вкусу. Гортензии стояли за спиной, а в ведре у двери молочные пышные розы с острыми лепестками и вставками из зеленых продолговатых листьев. Последний мне особенно понравился, я даже хотела забрать его в комнату, но не решилась, Юля восприняла бы по-своему.

— Мы не профиф. — Округлые щёки раздулись, она прожевала и продолжила. — Когда заявление забирали, тогда уже всё было решено? Или когда он твоего отца в лечебницу пристроил?