Не вырывалась, в его объятьях было уютно, вот и отличие от Стаса. Спокойствие как оказывается тоже, бывает разным, а прикосновения такими желанными. Нужно переставать себя обманывать, Юля наверняка не говорила про бабушку, что помнит меня раз через раз, и на этой почве устраивает громкие скандалы; про отца-алкоголика, который уже поселился в обезьяннике. Я была не ровней его семье, ему и жизни, которую он привык вести. Ощущать себя неполноценной приживалой совершенно не хотелось. Пора заканчивать.
— Тебя смущают воспоминания или разговор о сексе?
— Хватит. — Отстранилась, на глаза накатывали слезы, укусила себя за щеку, чтобы привести в чувства. — Думаю, на этом наш с тобой договор разрывается. Скажи родителям, что мы расстались. Я тебя бросила, и про аборт, мы обсуждали.
Заир нахмурился, мои слова доходили до него с трудом.
— Значит, так ты всё решила?
Кивнула, снова закусила губу.
— Так не пойдёт, уговор был до тех пор, пока я сам его не разорву. Мама собирается к тебе ехать, я еле её остановил. Дед знакомых своих поднимать хотел, чтобы тебя разыскивать начали.
— Что за бред? — По телу побежали мурашки, по спине прошёлся холодок.
— Как понимаешь, всё не так просто. — Заир раскинул руки, достал из машины цветы, теплый сверток, по-видимому, с едой и всучил мне в руки. — Нужно довести историю до конца, плавно.
Акцент был поставлен на последнем слове. Знала ли Юля, в какую задницу меня послала тогда.
— И ещё, напоследок, не знаю какие у тебя тараканы в голове, но тебе было со мной приятно, а всё остальное решается диалогом.
На этом разговор был окончен. Он уехал, оставил меня одну с багажом мыслей, что давил на плечи. Его слова резали, раздирали сомнениями. Я боялась совершить ошибку, сделать себя несчастной собственными руками, но и верного решения не было.
Поднялась, поставила цветы в вазу, погладила Борзини и вышла из дома.
Так ли всё плохо, как мне может показаться? Что меня останавливает? Стало быть, отношение окружающих, на которое, как мне казалось, было плевать. Увы нет, вот я и вернулась в круг, который начался ещё в действе. Как удивительно меняется мнение окружающих о ребенке, как кардинально несопоставимы становятся их дети со мной, стоило только увидеть нетрезвого отца. В маленькие головы вселялись мысли о неблагополучии, наша с ними разница, где мои характеристики как человека падали. Жалостливые взгляды, резкие слова: «Адочка, отец ещё пьёт? А бабушка одна всё тянет. Ой, ой, ой». Не хочу сталкиваться с таким, больше никогда. Хватит и того, что Стас всё видит.
— Вон, как смотрит, как тут не подавиться? — Отец поставил тарелку на журнальный столик, бабушка ударила его по спине, так сильно, что глухой удар разнёсся по комнате. — Куда так сильно? Убьёшь.
— Такие как ты, Вовочка, не подыхают, ещё Аду переживёшь, — Бабушка устроилась рядом, погладила по голову.
— Бабуль, я там перекинула на лечение и продукты, а то этого проглота не прокормишь. — Положила голову на её колени, и стало спокойно, все мысли, чувства остановились, встали на паузу, я могла от них передохнуть. — Надо будет с тобой сходить в больницу, а то ты все, то с отцом, то с бабой Людой.
— Не стоит, родная моя, с бабкиными болячками таскаться.
Отец задрыгал руками, что-то изображал, пока бабушка не кинула в него подушкой.
— Как сама знаешь. — Махнул рукой.
— О чём он?
— Не знаю, я внимания уже не обращаю.
Мы засмеялись. Хорошо стало на душе, приятно, именно так, как нужно было.
Глава 29
В детстве я пришла к выводу, что плохие мысли притягивают плохие события, как груз что материализуется в пространстве и бьет по голове с небольшим опозданием. Потом поняла, теория была неверной, человек и без лишних размышлений может загнать себя по уши в дерьмо, а мыслями так вообще убить. События и мысли, разделяет их только ожидание, от чувства вины, от проступка, покаяния, и прочей ереси, что было придумано для того, чтобы делать несчастным каждый день.
Почему я думала об этом с утра? Наверное, я ждала обратного, находилась в непонятном ожидании, словно интуиция шептала: «Скоро что-то случиться и ты сожрёшь себя с потрохами». Голова гудела, пальцы покалывало от онемения, я думала лишь о том, чтобы этот карточный дом не развалился, меня не завалило его стенами, или я смогла бы вовремя выбежать. Со Стасом было временно улажено, с Заиром разобралась, бабушка на лечении. Отец? Ведь он обещал закодироваться, но это чувство томительной тревожности нарастало.
Сжала веки и открыла глаза, черные пятна заплясали на белом потолке. Борзини помял лапками край одеяла, развернулся ко мне и устроился под боком. Морда его была сонной, пушистая щека примялась, а когда зазвонил телефон он даже не поднял головы.
— Привет, — попыталась ответить бодро, мягким голосом.
— Привет, — в трубке послышался шумный выдох, продолжать Стас не стал.
— Отец?
— Да, и в этот раз всё несколько сложнее.
Ухмыльнулось тому, как я научилась чувствовать отца на расстоянии, вернее его выходки. Погладила Борзини по спине, он замурлыкал, это мало меня успокаивало, но ему, похоже, нравилось.