Монфорте. Любовь моя

Я зашла в небольшую примерочную, задернула шторку и аккуратно надела первую сорочку, стараясь не помять ее. Франческа и Марчелло стояли возле кабинки и обсуждали его новый фильм – на стадии подготовки к съемкам возникли кое-какие проблемы с финансированием, и теперь многое зависело от того, согласится ли участвовать в проекте нужная кинозвезда. Я услышала несколько имен, которые показались мне знакомыми: Феллини, Лорен, – но и много других, которые я не знала. Я решила, что пора, и отдернула шторку.

Было странно стоять вот так, в нижнем белье, которое было даже не моим, и чувствовать на себе изучающий взгляд двух пар глаз, мужских и женских.

Я машинально, не думая поставила ступни под углом друг другу, а руки убрала за спину – классическая балетная позиция, при том, что я уже много лет оставила занятия. Франческа продолжала критически меня осматривать, но я знала, что оценивает она не меня, а комплект белья. Что же до судьи, то он смотрел на меня так, словно был ценителем прекрасного, а я картиной, – задумчиво поглаживая подбородок.

Спустя какое-то время Франческа сказала: «Спасибо, Натали», – и я вернулась в кабинку, где переоделась в другую сорочку. Вырез у нее был больше, и на секунду меня окатило стыдливой волной иного рода.

– Мне больше нравится первая, – сказал «судья». Его глаза были все еще прикованы ко мне, но, произнося это, он наклонил голову в сторону Франчески. «Вы согласны, саго..?

– Конечно, – ответила та, едва заметно кивнув, и выбор был сделан.

* * *

Когда я вышла из кабинки, в своей одежде, Франческа положила выбранное белье на стойку, чтобы упаковать. Но, увидев меня, она подала знак самой заняться этим. По всей видимости, это означало, что я хорошо справилась с заданием.

И именно тогда, когда я выполняла этот замысловатый ритуал, заворачивая сорочку в многочисленные слои папиросной бумаги и чувствуя на себе пристальный взгляд Франчески, я ощутила… Даже не знаю, какое слово тут подобрать: «судья» был, должно быть, в два раза старше меня, а его большое, чувственное лицо обрамляли седеющие волосы. Он не вызывал во мне ни малейшего влечения. Но при этом я ощутила смутный, едва уловимый эротизм ситуации. У меня создалось ощущение, что я стала – конечно, в незначительной степени, – участницей любовной драмы. Заворачивая покупку, я представляла себе, как эта красивая девушка будет проделывать как раз противоположный ритуал: аккуратно развернет упаковку, отложит в сторону гофрированную бумагу, потом наденет сорочку и встанет перед зеркалом – и это будет в ванной, а не в примерочной, как в моем случае. Наконец она войдет в спальню и встанет перед ним… Отразится ли в его глазах желание? Или же он будет смотреть на нее так же, как только что смотрел на меня, серьезно, из-под тяжелых век, оценивая, как картину? А когда она по его просьбе снимет сорочку и ляжет в постель, это тоже будет частью ритуала. Единственное, что я никак не могла себе представить, это то, что последует за этим, финальную часть церемонии. Проследив воображаемым взглядом за сорочкой, упавшей на пол, я уже больше ничего не видела – как это обычно бывает в кино, картинка ушла в темноту.

* * *

Что же до парней моего возраста, то тут я долгое время никак не могла определиться. С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы у меня был дружок – настоящий ухажер, который бы гордо сажал меня на свой скутер и устраивал каждый вечер бесцельную passeggiata на глазах у всего города, увозя меня в закат. Безусловно, мне было бы приятно, если бы меня обожали, однако гораздо больше я грезила о том, чтобы самой потерять голову от любви.

С другой стороны, меня не покидало неприятное ощущение, что «обожание» предполагает определенную уступку с моей стороны, а значит, и потерю контроля над тем, как и когда все это должно будет произойти. Поэтому у меня возникали сомнения практического толка – ведь контрацепция, равно как и доступ к информации на эту тему, были легализованы в Италии лишь в прошлом году. Даже развод оставале я еще явлением нечастым, а аборт и вовсе считался преступлением, за которое женщина могла угодить в тюрьму. Конечно, все менялось, но очень медленно; впрочем, даже по меркам того я, так сказать, припозднилась.

Прошло несколько недель с тех пор, как я начала работать у Франчески и Стефано, и вот однажды к нам в магазин зашел парень. Я его немного знала – мы какое-то время ходили в одну школу, а потом он ее бросил, чтобы помогать отцу на винограднике; я же осталась сдавать экзамены, по результатам которых должна была потом поступать в колледж. Было очень непривычно видеть покупателя моего возраста, особенно противоположного пола. Мы поздоровались, и он с интересом стал рассматривать товар. Но так как его было немного, ему потребовалось всего несколько минут.

– Ты ведь Натали, да? – спросил он, уставившись на меня своими темными глазами. – Помнишь меня?

– Да. Ты Лука Вруна. – В школьные годы он считался одним из ребят, внимание которых было лестно.

– Давно здесь работаешь?

– Уже две недели.

– Хорошо платят?