Монфорте. Любовь моя

Здесь же, на низких холмах Пьемонта, отличавшихся более мягким климатом, растущая по краям дороги хурма покрылась пылью, а виноград, произраставший на любом по недосмотру пустовавшем клочке земли, стал почти белым из-за долгой засухи.

В магазине теперь было еще меньше покупателей. Мне удалось продать всего несколько купальников и бикини, да и то преимущественно туристам. Но такое положение дел было нам даже на руку. Я много читала, что занимало большую часть времени, а Франческа и Стефано сосредоточили все свои усилия на предстоящем шоу. Небольшой альков наверху, в котором они хранили законченные модели, уже был полон корсетами и бюстгальтерами, неглиже и ночными сорочками. Некоторые из них не уступали по сложности исполнения театральным костюмам. Например, одно бюстье застегивалось спереди на множество крошечных крючков, около двадцати, которые спускались от груди до низа живота плавной, изогнутой буквой S. Другое застегивалось по длине спины перламутровыми пуговками, которые было просто невозможно расстегнуть без посторонней помощи. Еще у одного была застежка из мелкого жемчуга – каждая жемчужинка была вставлена в крошечное отверстие, столь искусно сочетавшееся с узором ткани, так что на первый взгляд казалось, что модель вовсе не снимается. Для изделий по своим эскизам Франческа выбирала легкий, воздушный газ, мягкий шелк, который, казалось, едва касается кожи, тончайший атлас, прохладный египетский хлопок; она делала небольшие вставки их нежнейшей, изумительно выделанной мягкой замши.

При этом нельзя было сказать, что эти вещи придуманы исключительно для любования. Подобно художникам, Франческа играла на контрастах. Такое изысканное белье можно было сорвать в одну секунду – а можно было расстегивать медленно и осторожно, пуговку за пуговкой, проявляя величайшую сноровку именно в тот момент, когда вся нежность и внимательность должны были бы уступить место страсти.

Когда в тот день я рассматривала ее модели одну за одной, у меня наконец словно раскрылись глаза: ведь у каждой была своя тема, некое послание, которое красной нитью проходило через всю коллекцию. Франческа говорила, что удовлетворение желания – вожделения – лучше оттягивать, потому что уже само предвкушение обещает наслаждение. По ее мнению, мужская страсть немедленно получить удовольствие можно сдерживать, смаковать, даже усмирять в неспешном, прекрасном ритуале раздевания.

– Это просто чудо! – сказала я, охваченная благоговейным восхищением.

– Да, – согласилась Франческа без ложной скромности. – Мы очень довольны. – Что вам нравится больше всего?

– Не знаю. Они так красивы. Может, вот это… – Я дотронулась до хлопкового бюстье, расшитого россыпью жемчужин и по своей форме напоминавшего средневековую кольчугу, но мягкую и почти невесомую. Бюстье украшали крошечные бантики на петельках. Некоторые из них доходили до поясницы и застегивались на жемчужинки, находящиеся на другой стороне, подобно шнуровке на военных сапогах. Бюстье напоминало старинный камзол или военный китель, но это было, без сомнения, нижнее белье, легкое и овременное, очень сексуальное.

– Вот это? – Франческа была явно удивлена. – Натали Эспозито, вы взрослеете прямо на глазах.

– Что, слишком развратно?

– Ни одна моя модель не является развратной, маленькая нахалка, – сказала она с напускной строгостью в голосе. – Это называется «изысканность». Хотите примерить?

– Я?!

– Это как раз ваш размер. И это моя любимая модель. Мне бы хотелось посмотреть, как она сидит.

В ее голосе послышалась уязвимость, будто желание увидеть комплект на живой модели было сиюминутным капризом, а может, объяснялось недостатком воображения.

– Да, конечно, – ответила я.

Мы спустились на первый этаж, и я с великой осторожностью надела бюстье. Модель села идеально. Пока Франческа накидывала каждую крошечную петельку на соответствующую жемчужинку, я думала о том, не из-за моих ли пропорций взяла она меня на эту должность. Думала ли Франческа уже тогда о том, чтобы иметь в магазине девушку для демонстрации своих моделей?

Закончив, она отступила, чтобы оценить результат. Она придирчиво оглядывала меня, плотно сжав губы, а затем попросила: – Перекиньте волосы на одну сторону… Нет, через плечо. Да, вот так хорошо. Обернувшись, она позвала:

– Стефано?

Он спустился из своей мастерской, как всегда, сжимая в губах веер булавок. Увидев меня, он остановился, как вкопанный, осторожно вынул изо рта свой опасный реквизит и только тогда произнес:

– Браво. Bellissima. Браво. – Но эти слова были адресованы не мне, а Франческе, в долгом, задумчивом взгляде которой читался личный триумф. Я посмотрела на себя в зеркало. Пораженная, я увидела в отражении незнакомку – девушку, у которой были мои глаза, мое лицо, но тело, казалось, принадлежало другой женщине, и она была гораздо красивее меня.

* * *