Кажется, холод прошёл сквозь меня, заполнил всё до самых костей, но я не могла пошевелиться. Мир снова разваливался на части. Мои колени прижаты к груди, пальцы сжаты так сильно, что суставы побелели. Я не осмеливалась даже дышать, лишь отрывки его последних слов звучали в голове. Сижу возле подъезда на ступеньках…и не знаю что делать дальше.
«Воровка…» Это слово, как клеймо, гремело в ушах.
Я не знала, что ещё делать. Слёзы уже высохли, оставив за собой пустоту. Люди шли по улице, не замечая меня, и это чувство стало невыносимым. В один момент я просто перестала существовать для этого мира. И для него. Как это могло случиться? Как за несколько минут я оказалась снова здесь, снова на улице? Я хотела сделать всё правильно. Я хотела быть полезной. Просто купить кастрюлю. Просто купить что-то, чтобы показать ему, что я не бесполезная. И вот результат. Он швырнул меня, как мусор, как ненужную вещь. Его глаза — холодные и жестокие. Он не спаситель, он не тот, за кого я его принимала.
«Я впустил в дом ребёнка, а не воровку», — его голос хлестал, как плеть. И больнее всего было то, что он верил в это. Верил, что я обманула его.
Пытаясь сдержать слёзы, я сжала руки ещё сильнее. От боли в запястьях кружилась голова, но мне было плевать. Мне некуда было идти. Я не могла вернуться к отцу. Там меня никто не ждал. Оставаться на улице означало умереть.
--
Тамир
Сука! Проклятая, маленькая сука! Я стою в лифте, стискивая кулаки так, что пальцы побелели, кровь приливает к вискам. Я слышу свой пульс. Её жалкое лицо снова всплывает передо мной. Какого хрена я вообще возвращаюсь?
Я должен оставить её там, пусть бы лежала, как крыса. Воровка! Я дал ей шанс, пустил в свою жизнь, а она решила украсть мои деньги. Просто взять их. Мои ноги, как свинцовые, тянут меня обратно к ней, иа в голове отбойным молотком голос разума: «Оставь её там, пусть сдохнет!» Но что-то внутри, как осколок врезается в сердце, заставляет меня нажимать кнопку лифта, снова спускаться. Я чую этот страх, её страх. И всё же…Холодно. Внутри пусто. Как тогда. Я чувствую, как перед глазами снова проносятся картины из прошлого: моя приёмная мать, её дерьмовая ухмылка, её грязные руки, которые цеплялись за меня, будто пытались задушить. Она брала всё, что хотела, как эта девчонка. Я был мальчишкой, связанный её волей, её мерзкими желаниями, её похотью. А теперь передо мной снова стоит выбор: позволить девчонке дотронуться до моей жизни или уничтожить ее. Просто оставив на улице.
Лифт открывается. Её вижу сразу. Сидит на холодном мраморе, свернувшись, как брошенный щенок. Ещё есть шанс развернуться и оставить её. Но я иду. Плавно, без спешки, как палач к своей жертве. Каждый шаг — это ярость, это холодное, чёткое осознание того, что она сделала. Воровка.
— Вставай! — мой голос разрезает воздух. Она вскидывает голову, её глаза полны страха. Но она молчит. И это злит меня ещё больше.
— Я сказал, вставай! — повторяю, приближаясь к ней.
Она медленно встаёт, не смея смотреть на меня. Я вижу, как дрожат её руки, как её ноги едва держат хрупкое тело.
— Ты думала, что можешь просто взять мои деньги? — рычу я, хватая её за запястье и сжимаю так, что она задыхаясь, смотрит на меня. — И свалить?
Она пытается что-то сказать, но слова застревают у неё в горле. Мне плевать. Я отпускаю её руку и толкаю в плечо.
— Ты украла. Я мог бы сломать все твои пальцы…
Она сжимается, но продолжает смотреть на меня, не отводя глаз. В её взгляде больше нет слёз, только какая-то упрямая решимость. И это меня убивает ещё больше.
— Я не воровала… я хотела купить… кастрюлю, еду… — шепчет она, её голос тонет в тишине подъезда.
— Кастрюлю? — повторяю я с усмешкой. — Ты что, считаешь меня идиотом?
Она медлит, а потом поднимает глаза на меня.
— Я… я хотела сделать что-то хорошее… для тебя.
Чёртова ложь! Я хочу увидеть в её глазах вину, страх. Хочу, чтобы она просила прощения, умоляла меня не бросать её. Но её глаза — это бездна, в которой нет страха. Только это странное, непонятное чувство. Упрямство.
Хватаю её за руку и резко дергаю к себе. Хватка крепкая, жестокая.
— Ты идёшь со мной, но запомни раз и навсегда — ты не тронешь больше ни копейки в этом доме, ни одной чёртовой вещи без спроса, поняла? Если я узнаю, что ты хоть раз снова полезла в мое, я тебе руки оторву. И это не угроза, это обещание.