Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

В пользу версии о том, что реальное предательство союзника совершил именно монгольский хан, свидетельствует и дальнейший ход событий. Утром дня предполагаемой битвы Темучин также уводит свое войско, и Коксеу-Сабрах, на глазах которого все это происходит, спокойно дает ему уйти. И все это при том, что с уходом Ван-хана монгольская армия уменьшилась вдвое и могла стать для найманов легкой добычей. Ну, а после того, как ушел Темучин, кого бросился преследовать Коксеу-Сабрах? Конечно же, Ван-хана. Так что была, наверное, в словах Джамухи какая-то, очень неприятная для монгольского повелителя, правда, — та правда, которую позже так стремились затушевать апологеты Чингисхана.

Для кераитов же это предательство, совершенное Темучином, завершилось очень плохо. Коксеу-Сабрах, по пятам преследуя Ван-хана, захватил у него немало людей и обозы с добычей. Была пленена даже семья Нилха-Сангума, а сам сын Тогрила с трудом сумел спастись бегством. По прибытии на родную Толу, Ван-хан недосчитался едва ли не половины своего войска. И как знать, не было ли это ослабление союзника, который к тому же мог легко стать соперником, хорошо просчитанной стратегией, разработанной таким талантливым политиком, как Темучин? Может быть, когда-нибудь мы узнаем ответ на этот вопрос. Ясно одно: после найманского похода отношения между кераитами и монголами серьезно испортились. Тогрил, до этого безоговорочно доверявший своему названому сыну, теперь начал испытывать сомнения, которые вдобавок постоянно стремились усилить и Нилха-Сангум, и подвизавшийся теперь у кераитов Джамуха. Трещина между союзниками все ширилась, пока не привела к разрыву союза и гибели Ван-хана Кераитского.

Впрочем, к началу зимы 1202–1203 годов союз, хотя и изрядно расшатанный, продолжал сохраняться. Более того, вероятно, благодаря такой же глубоко обдуманной стратегии, Темучину, наряду с ослаблением кераитов, удалось одновременно выступить и в роли их спасителя. Когда успешно наступающие найманы начали уже угрожать самому существованию кераитского ханства, Тогрил вновь отправил послов к Темучину с мольбой о спасении своего народа. Монгольский хан немедленно снарядил войско, поставил во главе его своих лучших полководцев — первого нукера Боорчу и джалаира Мухали — и бросил армию к месту битвы. Разгром кераитского ханства и подчинение его найманам в планы Темучина никак не входили: кераитские земли были естественным буфером между владениями монголов и Найманским ханством.

Монгольская помощь подоспела вовремя. Натиск найманов был отражен, и те вернулись на запад, в свои степи. После этого в Черном бору у Толы состоялась последняя личная встреча старых союзников — престарелого Тогрила и сорокалетнего Темучина. Безмерно благодарный за спасение Ван-хан как мог, старался выразить свою глубокую признательность названому сыну. Он вспоминал, сколько раз и этот его почтительный «сын», и ранее — его родитель Есугэй-багатур оказывали ему, Тогрилу, помощь в самых стесненных обстоятельствах. И, наконец, совсем умиленный, он сказал то, что и желал услышать от него Темучин: «Я уже стар. Я до того одряхлел, что пора мне восходить на вершины… Кто же тогда примет в управление мой улус? Младшие мои братья — негодные люди. Сыновей у меня все равно, что нет: один-единственный Сангум. Сделать бы мне сына моего Темучина старшим братом Сангума!» («Сокровенное Сказание», § 164). Слова эти, в сущности, означали, что Ван-хан решил после своей смерти передать основы управления кераитским ханством в руки названого сына, а Нилха-Сангум при этом становился вассалом монгольского хана. Конечно, такой расклад никак не мог понравиться ни Сангуму, ни обретавшемуся в ставке Тогрила Джамухе. Пока они, однако, сделать ничего не могли.

Темучин понимал, что неожиданное решение Ван-хана вызовет сопротивление не только Нилха-Сангума или Джамухи, но и многих людей из самого близкого окружения Тогрила. Поэтому он заставил дряхлого кераитского хана провести обряд установления отцовства согласно всем степным обычаям, с жертвоприношениями и взаимными клятвами. Среди этих клятв одна заслуживает особого внимания: Ван-хан и Темучин дали друг другу слово не верить многочисленным клеветникам, не позволить злобе взять верх над добрыми отношениями, верить только друг другу и тем словам, которые ими будут произнесены лицом к лицу.