Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Практические надежды горожан могли быть связаны с оборонительными укреплениями, возведенными вокруг их домов. Киев имел исключительную по качеству систему фортификации — целых три линии укреплений. Вокруг города по периметру (более 3,5 км) тянулись валы высотой до 12 м и шириной при основании 20 м. На их гребне размещались деревянные стены с каменными воротными башнями. Кроме того, отдельные стены имела центральная часть Киева — «город Владимира», а также «Ярославов двор». Городские укрепления можно было назвать беспрецедентными. Да и сложно было представить себе силу, способную прорваться через все оборонительные линии киевской крепости.

Крепость поражала своей мощью. Штурмовать ее с ходу значило положить под стенами значительную часть армии. Разумеется, последовала длительная осада, в ходе которой военные мастера Батыя имели возможность проявить все изыски своего «искусства брать города»: позднее писали, что действовало 32 осадных орудия. Только после продолжительной работы пороков и других механизмов, сумевших пробить в стенах большие бреши, начался массированный приступ:

«…постави же Батыи порокы к городу подле врат Лядскых, ту бо бяху пришли дебри, порокомъ же бес престани биющим , выбиша стены и възыдоша горожане на избитые стены, и ту бяше видети лом копеиныи и щитом скепание, стрелы омрачиша свет побеженымъ»[340].

Красочное описание пестрит заимствованиями из классических сочинений и, скорее всего, составлено по шаблону, очень далекому от реального хода дел. Но за неимением лучшего источника мы вынуждены ориентировать на то, что есть в летописи.

После первого дня штурма полностью город взять не удалось. Храбрый посадник Дмитрий был ранен («и Дмитрови ранену бывшу»), но сумел отвести часть воинов в глубь столицы. Здесь они за ночь возвели «другой град» около Десятинной церкви. Утром битва началась с бóльшим ожесточением. Численное превосходство было на стороне монголов, которые оттеснили последних защитников под стены первого русского каменного храма, построенного еще святым князем Владимиром. От большого скопления людей церковные хоры не выдержали и обрушились, погребая под собой тех, кто не желал сдаваться:

«…възыдоша татаре на стену и седоша того дне и нощи, гражане же създаша пакы и другыи градъ около святые Богородици, наутриа же приидоша на не и бысть брань межю има велика, людем же збегшим на церковъ и на комары церковъныа и с товары своими, от тягости повалишася с ними стены комары церковъныа»[341].

Разорение Киева было всеобщим. Его не следует преувеличивать (жизнь на этом месте все же не прекратилась), но не следует преуменьшать. Убиты были почти все жители. Подсчеты некоторых исследователей говорят, что из 50-тысячного населения осталось не более 2 тысяч. От огромного мегаполиса, состоявшего из 9 тысяч дворов, занимавших до 400 га, в 1245 г. путешественник застал 200 домов, то есть деревню. Храмы были разграблены, здания разрушены, а церкви сожжены. Даже каменную Десятинную церковь разломали, не говоря уже о крепостных сооружениях, которых просто не стало:

«Взяша Кыев Татарове, и святую Софью разграбиша и манастыри все, и иконы и кресты честныя и взя, узорочья церковная взяша, а люди от мала и до велика вся убиша мечем»[342].

Монголы были поражены упорством оборонявшихся, которыми руководил какой-то посадник Дмитрий, не имевший не только княжеского происхождения, но даже прозвища или маломальского титула. Батый приказал даровать жизнь израненному вражескому воеводе («Дмитра же изведоша язвена и не убиша его, мужества ради его»[343]) и позднее разместил его в своей свите на правах почетного пленника. Существует мнение, что героя обороны Киева Дмитрия следует отождествлять с галицким тысяцким Дмитром, упоминаемым в летописи под 1213 г. в качестве сподвижника князя Даниила Романовича, но уверенных указаний на это нет[344].