Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

2. Высказывалось мнение, что Андрей чуть ли не сформировал антимонгольский альянс среди суздальских князей. Отправной точкой называют его брак с дочерью Даниила Романовича, активно вовлеченного позднее в войну с монголами. Однако для Даниила поводом к войне послужило нападение Куремсы в конце 1252 г., а развязал он ее лишь в 1254 г. Нападение же Неврюя относится к лету 1252 г. — на Борисов день (24 июля). И бежит Андрей вовсе не к Даниилу, а в Прибалтику, в Швецию. Все это слабо напоминает запланированные действия. Да и не Даниил выступал инициатором конфликта с Востоком, а опять же сам Андрей. Насколько случайным его союзником был Ярослав Ярославич — судить сложно.

3. Нигде в летописи нет намека на то, что к противостоянию Андрея с монголами причастен Александр. В Житии Александра Невского, которое писалось современником, хотя и агиографом, специально отмечено, что «разгневася царь Батый на брата меншаго Андрея и посла воеводу своего Неврюня повоевати землю Суждальскую», а «по пленении же Неврюневе князь великый Александръ церкви въздвигну, грады исполни, люди распуженыа събра в домы своя»[457]. Уж слишком лицемерно выглядела бы забота Александра о суздальцах, если бы он сам был инициатором Неврюева похода. В летописи сказано, что встречали его возвращение из Орды с радостью и всем миром. Сложно представить здесь подвох.

Справедливости ради следует признать, что конфликт между Андреем и Александром все же был — по крайней мере в глазах Андрея. Из-под Переяславля князь бежал не куда-нибудь, а в земли старшего брата (в Новгород, в Псков), причем пытался в них вокняжиться, а потом отправился к его давнему недругу шведскому ярлу Биргеру, лишь недавно отвоевавшему земли тавастов (еми) в Финляндии. Андрей мог винить брата в пассивности в период его столкновения с Неврюем — ведь в это время Александр в самом деле находился у монголов.

В целом следует признать, что наиболее достоверной предстает версия событий в изложении А. А. Горского. Нет никакой необходимости «обвинять Александра в недостаточной верности православию или в предательстве своих братьев» — князь Александр Ярославич был и оставался «расчетливым, но не беспринципным политиком»[458].

Скорее всего, в 1252 г. в Орду были приглашены оба брата. Возможно, их поездка была связана с утверждением нового великого хана Менгу (Мунке), которому надо было изъявить покорность. Однако Андрей не поехал. Подобное «хулиганство» нередко сходило с рук князьям в 1240-е гг., но теперь было другое время: Батый не стал терпеть и слушать оправданий Александра. Андрей был жестоко наказан и лишен власти. Александру ничего не оставалось, как сменить брата — ведь он был Киевским князем и верховным правителем в Русской земле[459].

* * *

После Неврюевой рати Владимирское княжество окончательно и на многие годы вошло в орбиту ордынской политики. За поддержку при возведении на стол необходимо было отвечать изысканной покорностью и дополнительными выплатами. Теперь складывалась уже иная структура взаимоотношений. Выбор, с которым так мучился Даниил Галицкий, опасавшийся монголов и ненавидевший их, был для северо-востока сделан.

Сила обстоятельств заставила князя Александра Невского повернуть в сторону уплотнения зависимости от монголов. Не он виновен в таком стечении обстоятельств. Можно было двинуться по галицко-волынскому пути, ввергнув свои владения в бесконечные войны с бойнями и карательными операциям, которые в результате настолько измотали население, что переход под литовское покровительство казался им спасением. Новгородско-переяславский князь избрал другой, менее славный, но менее кровопролитный, путь: компромисс, соглашение и регулярное задабривание, призванное предотвратить или, по крайней мере, регулировать новые вторжения, направить монгольское подданство на благо своего государства. Именно линия на утверждение мирного сосуществования с Ордой соответствовала тогда политическим интересам Владимирского княжества. События позднейшей истории Московского государства развивались именно в контексте такой установки, заданной и освященной святым князем Александром Ярославичем, покровителем скорбных испытаний русского народа.

Заключение