На рубеже XII–XIII вв. сухопутным дорогам на северо-западе Руси особого значения не придавалось. Полоцк и Смоленск фактически без боя сдали немцам стратегически важное устье Западной Двины (где основана Рига), а затем были совершенно раздавлены экспансией литовских племен. Суздальские князья начали проявлять интерес к этому региону только после 1239 г., когда были поставлены в условия новгородской монополии на международную торговлю.
Внутренний рынок северо-востока, кроме того, что замкнулся, еще и сократился. Наибольший урон был нанесен людским ресурсам: пострадала самая работоспособная и квалифицированная часть населения, отчего ближайшие 20–25 лет, пока не подросло новое поколение, о каком-либо качественном изменении производственных технологий говорить было затруднительно. Распространение получили упрощенные товары первой необходимости: хозяйственная керамика, изделия бытового назначения и инструменты из черного металла. Все они были местного производства. Ввоз зарубежных аналогов совершенно прекратился (например, навсегда исчезли средиземноморские амфоры).
Наряду с экономическими последствиями вторжения, обращают на себя внимание культурные изменения. Прежде всего, фактически прекратилось почти на три десятилетия строительство новых церковных зданий, а также ничего не известно о крупных ремонтах (роспись, смена кровли и т. п.) уже существующих построек[460]
. Вообще летописная информация о событиях второй половины XIII в. удивительно скудна. Мы мало знаем о том, что происходило на северо-востоке Руси и почти ничего не знаем о событиях на юге и западе. Причем, характерный для прежних веков общерусский масштаб летописных сводов, в которых отмечалось произошедшее в самых отдаленных уголках страны, теперь совершенно исчез. Владимиро-суздальские письменные источники второй половины XIII в. ничего не знают о событиях в Киеве, Галиции и на Волыни — это как бы несущественная или недоступная информация. Русь предстает расколотой не только экономически, но и в социокультурном отношении.Действительно, процессы обособления княжеств шли и до появления монголов. Однако теперь им был придан особо интенсивный ритм, описать который не всегда удается, отчего социально-экономические сдвиги порою воспринимаются в качестве одномоментных событий. Например, обрыв информации о южных землях во владимиро-суздальском летописании действительно произошел практически мгновенно в начале 1240-х гг. С другой стороны, очевидно, что никакое нашествие не способно сразу расколоть этническую общность. Эти процессы обычно начинаются значительно раньше, а завершаются гораздо позже. В случае с монгольским вторжением ситуация выглядит именно так.
Процесс дробления страны на протяжении XIII в. шел почти постоянно. Он не начался и не завершился в 1237–1240 гг. Княжеские усобицы на юге и западе Руси после этих лет постепенно затухли, но их завершение следует связывать с битвой под Ярославом (1245), или с захватом монголами Киева, или с разорением Волыни и Галиции. Во Владимирском княжестве наблюдается ситуация обратная: после смерти в 1246 г. великого князя Ярослава усобица только начинается, а ее завершение относится уже к концу 1250-х гг. и связано с вовлечением монголов в качестве союзников одной из сторон.
Общественная жизнь региона также не претерпела резких изменений в ходе вторжения. Традиционные «структуры повседневности» достаточно быстро восстановились, и их трансформация, на которую, без сомнения, повлияли монголы, проявилась значительно позже.
Все это заставляет более трезво и взвешенно подходить к вопросу об «иге». Что означает это расхожее выражение? Марксистское понимание термина укладывает его в рамки дани, «татарского выхода», отчего датируется 1257–1462 гг., от переписи населения на северо-востоке до прекращения выплат. Однако уже в конце XIII в. система взаимоотношений между монголами и Русью существенно мутировала. Во-первых, изменилась система сюзеренитета. Уже в 1260-х гг. власть монгольского великого хана в русских землях фактически упраздняется. Прекращаются поездки князей в далекий Каракорум. Завершается формирование улуса Джучи и выделение его в отдельное государство. Инициатором переписи, как известно, выступал верховный хан, а не местный хан. Возможно, после окончательного развала империи Чингисхана характер даннических отношений Руси также стал другим. Так, армянский историк Киракос Гандзакеци писал чуть позднее: