Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Оценить объем усилий, на которые пошел черниговский князь для заключения соглашения, можно только взглянув на географическую карту. Ради сохранения галицкого стола Михаил передал Даниилу Перемышльскую область, расположенную на путях из Галича в Венгрию и Польшу. Волынский князь приобрел возможность контролировать практически все сообщение галичан с западными странами. Можно сказать, что к лету 1237 г. Михаил Всеволодович стал обладателем двух анклавов (Галич, Чернигов), окруженных землями враждебных властителей. Причем любая попытка их объединить должна была натолкнуться на фактически общерусскую коалицию князей: от Романовичей и Ростиславичей до Юрьевичей (Ярослав), — то есть Волынь, Киев, Смоленск, Новгород, Переславль-Залесский и примкнувшие к ним.

Ярослав Всеволодович был на юге человеком новым. Решение об участии в конфликте с Михаилом на стороне Романовичей было для него неожиданным и свидетельствовало об авантюрном характере. Конечно, пример тестя, Мстислава Удалого, оставившего, несмотря на уговоры, Новгородское княжение и отправившегося на покорение далекого Галича («поискать Галича»), порабощенного иноземцами и иноверцами, был заразителен. В ту рыцарскую эпоху романтические предприятия вызывали только похвалу и восхищение. К тому же Ярослав поступил гораздо предусмотрительнее. Во-первых, оставил в Новгороде своего сына Александра (в будущем Невского). Во-вторых, отправился покорять не далекий и незнакомый Галич, а «сердце земли Русской», старейший град Киев. При этом, естественно, все предприятие было организовано как военный поход. С Ярославом к Киеву двинулись крупные силы новгородцев и новоторжцев, которые при проходе через Черниговскую область, «где не было кому оборонять», местность «разоряли» и «тяжкие окупы с городов» брали[141]. В Киев они вступили без боя, а уже через неделю все войско было отпущено по домам. Подобную беспечность Ярослав мог допустить, только осознав полную свою безопасность с любой из сторон. Князь не видел угрозы ни от близких своих соседей, ни от далеких. И именно такая позиция действительно характеризует положение в южнорусских землях весной-летом 1237 г., накануне великих свершений и потрясений.

Глава 4 Нашествие

…ни с какими людьми они не заключают мир, если те не подчинятся им, ибо… у них есть повеление Чингисхана подчинять себе, если смогут, все народы.

Иоанн де Плано Карпини

[142]

§ 1. В ожидании

Для Северо-Восточной Руси последнее десятилетие перед монгольским нашествием было периодом мира, спокойствия и даже скуки. В Ростовской летописи отмечены целые годы, о которых нечего было сказать. Для 1233 г. единственным важным событием было завершение фресковой росписи соборной церкви Суздаля, а для 1234 г. — освящение Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Вся летописная статья 6743 (1235) г. состоит из одной фразы: «Мирно бысть»[143]. Насколько должны быть счастливы люди, способные оставить потомкам описание целого года своей жизни так красиво — «мирно было». Судя по всему, так лаконично и незамысловато завершалась эпоха, где-то здесь проходит исторический рубеж в стадиях развития, да и просто жизни этого региона, того региона, где позднее родится Московия, а потом Россия, где будет складываться ее судьба.

Последний раз запись «Мирно бысть» встречается в летописи только для 1029 года[144]. Может быть, летописец хотел провести некую параллель с той героической и легендарной эпохой, когда Русь, лишь вступив на арену истории, плавно приближалась к своему расцвету, когда не была построена София, но была уже Десятинная, когда не было даже политического единства, а страна была поделена на владения Ярослава Мудрого и Мстислава Тмутараканского, на Чернигов и Киев, на просвещенный Восток и дикий Запад. Конечно, модель «Мирно бысть» могла использоваться и как простое заполнение досадной лакуны, ведь мы знаем, что для других земель, и не только русских, 1235 год вовсе не был ни мирным, ни бесцветным. В южных землях в это время перетягивали канат славы и власти две группировки близких родственников: галицко-киевская коалиция шла походом на гордый Чернигов, а потом бежала разгромленная под Торческом, перестав быть и галицкой, и киевской. Очень тревожно начал статью того же «мирного» 6743 (1235) г. новгородский летописец:

«Не хотя исперва оканьныи, всепагубныи дияволъ роду человеческому добра…»[145]