Также представляется крайне маловероятным объяснение того, почему рязанцы не получили помощи. Скорее всего, Юрий Всеволодович (1188—1238) просто не успел послать войска в Рязань.
Впрочем, еще Н.М. Карамзин писал в свое время: «Татищев вымыслил речь послов татарских, князей Олега, Игоря и проч.»[231].
Теперь обратимся к русским летописям. В Новгородской содержится та же информация, что и у Татищева, только в более сокращенном виде:
«И оттуда послали послов своих, женщину чародейку и двух мужчин с нею, к князьям рязанским, прося у них десятины во всем: и в людях, и в князьях, и в конях, во всем десятое[232]. Князья же рязанские Юрий, Ингворов брат, Олег, Роман Ингворович, и муромские и пронские, не пустили к городу, выехали против них на Воронеж. И сказали им князья: “Когда нас всех не будет, тогда все ваше будет”. И пустили их к Юрию во Владимир, и оттуда пустили в Нузу к татарам в Воронеж. Послали же рязанские князья к Юрию Владимирскому, прося помочь или самому пойти. Юрий же сам не пошел, не послушал князь рязанских просьб, но сам по себе хотел брань сотворить»[233].
Естественно, я не первый, кто обратил внимание на необычность монгольского посольства:
«…с монгольскими послами вообще происходит нечто странное: их убивают по всей Евразии. По неполным данным, их убили в Киеве в 1223 г.[234], в Рязани в 1237 г.[235], в Венгрии и еще какой-то христианской стране в 1241 г., в государстве Дали[236] в 1253 г., в империи хорезмшахов в 1218 г. Их бросали в темницу во Вьетнаме, в Камбуджадеше[237], в мамлюкском Египте. Их искалечил Кертанагара[238] на Яве. А ведь по всей Евразии прекрасно знали: казнить посла есть тягчайшее преступление и оскорбление, законный повод для жестокой, если не тотальной войны. Что же, в таком случае, говорили эти послы? Во-первых, практически во всех случаях они предъявляли совершенно недопустимое по меркам того времени для послов требование того, что мы сейчас назвали бы отказом не только от внешнего, но и от внутреннего суверенитета. А если это требование удовлетворялось, то вдобавок к нему предъявлялись новые, совсем уж неприемлемо оскорбительные. […] Остается заключить, что монгольские послы совершенно сознательно провоцировали чужеземных правителей на то, чтобы последние их убили, и тем самым дали Империи законный повод с чистой совестью вести против них тотальную войну и вырезать их подданных всех даже после принятия их капитуляции. (Сами послы едва ли особенно переживали по этому поводу, так как подобной смертью за Империю обеспечивали себе наилучшее положение на загробной государственной службе, где, надо полагать, их с ходу должен был обласкать бессмертный соправитель правящего хагана – Чингис, а немного погодя – и сам хаган, после собственной смерти.) Разумеется, если послов не убивали, а признавали полное, даже демонстративное порабощение перед лицом Империи, это тоже считалось превосходным результатом – но похоже, что гибель послов и открывающиеся вследствие этого возможности хаганы считали результатом еще более замечательным»[239].
Интересную точку зрения по этому поводу высказал Ю. Кривошеев, который полагает, что монгольские послы были жрецами-прорицателями:
«Татары, вступая в неизвестные, чужие, таящие множество опасностей, земли, безусловно, попытались уберечься от возможных несчастий. […] “Жена чародеица и два мужа с нею” вовсе не были “послами безделными”, а скорее наоборот. Прежде, чем предстать перед Батыем и предсказать приемлемый ход событий, они должны были расколдовать эту чужую неведомую для них и их сородичей страну»[240].
В Лаврентьевской летописи, как это доказал Г.М. Прохоров[241], ту часть текста, в которой описывается взятие монголами Рязани, летописец позаимствовал из летописи, рассказывающей о разорении византийского побережья князем Игорем в 941 г.
Должны ли мы в связи с этим не доверять информации, содержащейся в Лаврентьевской летописи? Вот как писал по этому поводу В.В. Филиппов:
«То, что описания некоторых сражений, а также осад и разорений в летописях частенько между собой перекликаются, абсолютно не удивляет. К этому надо просто привыкнуть. Не все летописцы были настолько талантливы, чтобы придумать и изложить в летописи, над которой работают в данный момент, все по-своему, да еще с литературными изысками. Не забывайте, это был официальный документ, изложенный по своим правилам и канонам. Менять его сообразно своему вкусу и видению вряд ли было позволено. Оригинальность и импровизация тогда и не сильно приветствовались. Поэтому, как вообще-то и сейчас бывает частенько, просто брали наиболее понравившиеся им выражения и фразы из других попавшихся на глаза или просто канонических текстов и вставляли в свой труд.