Моника 2 часть (ЛП)

- Уехать с кем? О чем ты говоришь?

- Ты только следишь за мной и соперничаешь из-за тех, кто любит только меня! Сначала из-за Ренато, а затем из-за Хуана!

- Замолчи! – воскликнула выведенная из себя Моника, дав ей звонкую пощечину.

- Моника! Айме! Что случилось? – удивился Ренато, который тихо подошел к возбужденным сестрам.

- Ренато! Ты видел… – забеспокоилась Моника.

- Я видел, как ты дала пощечину сестре, сочла ее необходимой.

- Моника не простила, что я раскрыла ее, – прервала Айме, владея положением. – Она вне себя, потому что ты узнал и заставляешь ее выйти замуж. И на это ей нечего возразить. По-моему, ты переусердствовал. Если она не хочет, зачем принуждать ее?

Моника сжала губы, опустила глаза и оперлась о колонну, а сильный гнев, что зажег ее кровь, сменился холодом, свинцовой тяжестью проникнув в тело и душу. И она почти не слышала, безразличная к силе страдания, к словам сестры:

- Она как сумасшедшая, и поэтому я прощаю ей дурное обращение. В конце концов, этот вопрос тебя не касается, Ренато. Лучше оставить в покое Хуана Дьявола, отправить маму с Моникой в Сен-Пьере. Сжалься надо мной, потому что я уже не могу, у меня нет сил!

Со слезами она кинулась в объятия Ренато, но тот холодно отстранился. Он смотрел на Монику, на измученное тело у колонны, сжатые губы, закрытые глаза, поднятое лицо с выражением наивысшего отчаяния. Спокойно и сдержанно он произнес:

- Если Хуан действительно имеет долг перед тобой, Моника, то нельзя отказываться. Если ты в порыве слабости кинулась ему в объятия, то нельзя такой женщине отказываться от замужества. Плохо или хорошо, но ты должна, а если тебя пугает его скромное положение, то после свадьбы все изменится. Прости, если настаиваю, но мне необходимо знать, любишь ли ты Хуана, любила ли, была ли с ним близка, ты… А если так, то нельзя отвергать предложенное мной – справедливое и порядочное – стать его женой.

- А если она не любит его? – взбунтовалась Айме.

- Я люблю его, Ренато. Я выйду замуж, уеду туда, куда он отвезет меня. Я согласна, и это мое последнее слово!

Дрожащая Айме слушала слова Моники; что-то изменилось и прояснилось в суровом лице Ренато. На секунду он переместил взгляд от бледной женщины у колонны и пронзил им лицо жены. Айме де Мольнар тоже побледнела, как Моника, ее губы дрожали, а блестящие агатовые глаза вспыхнули недобрым блеском. Свет озарил лицо Ренато и сразу погас, когда с его губ просочилась тонкая болезненная усмешка:

- Видишь? Не нужно прибегать к крайностям, чтобы убеждать ее в справедливости. С каждым случается минутная слабость, но люди благородного происхождения всегда исправляют ошибки, и Моника оправдала свою породу. А к тебе, Айме, у меня один вопрос: как ты выбралась из комнаты?

- Я? Ну, через окно. Твоя глупая затея вынудила меня так поступить, и пользуясь возможностью, хочу сказать, что не готова терпеть такое обращение…

- Боюсь, тебе придется терпеть вещи посерьезнее, дорогая, – мягко объявил Ренато со зловещей затаенностью. – Вернемся в комнату. Оставь Монику в покое. Она понимает больше тебя и полностью приняла ответственность за свои поступки. Правда, Моника?

Бледная Моника подняла на него ясные, непорочные глаза, и пронзила гордым взглядом, непроизвольно внушая уважение:

- Действительно, Ренато. Я смело смотрю на последствия своих поступков.

5.

- Сядь и отдохни. Завтра тебя ожидают великие волнения, завтра, которое уже наступило.

Айме и Ренато подняли голову. В открытом окне они увидели край светлеющего неба. На нем сияла красным угольком звезда, как огненный бутон, как жгучая капля крови.

- Все будет готово: бумаги, священник, судья. К счастью, у нас дома есть нотариус. Не совсем готов добрый Ноэль, но скоро развернет бурную деятельность, узнав, что это касается жизни Хуана Дьявола. Он всегда питал удивительную слабость к моему брату.

- А? – поразилась Айме. – Что ты сказал, Ренато?

- Думаю, ты пропустила эту деталь. Да, Хуан Дьявол мой брат. Конечно, в гербе Д'Отремон есть побочная ветвь; хотя нет, ведь он простой ублюдок. Плод измены, позора, предательства женщины и неверности друга. Больно говорить, но этим другом был мой отец, но такова голая правда.

Айме еще ниже опустила голову, закрыв лицо руками. Сердце так сильно колотилось, и она решила, что оно уже не выдержит. Все вокруг представляло сплошной кошмар, безумный вихрь, в то же время грубые, насмешливые, леденящие и звенящие слова Ренато словно парили в мрачной бесконечности:

- Как раз вчера ночью я убедился, что он мой брат. И посмотри-ка, какие мы олухи, чувствительные, мягкосердечные. Я почувствовал нежность и бесконечную радость, когда пошел сжать его в объятиях, предложить ему то, что согласно моему утопическому взгляду на жизнь, принадлежит ему: половину состояния. Слезно умолять мать дать ему имя моего отца, чтобы он стал таким же, как я. Какой же я дурак, правда?

- Почему ты так говоришь? Почему твои слова источают горечь и ненависть?