Хуан медленно приблизился. Нахмурив брови, он смотрел на красивое и дрожащее тело женщины. Ее лицо каждую секунду менялось, с губ слетали слова навязчивой идеи:
- Нет, я не буду твоей. Не буду, даже если убьешь меня! Убей, сначала убей меня, убей сразу, Хуан Дьявол! Злой! Бог тебя накажет. Должен наказать!
- Уходи, Колибри, оставь меня!
- Да, капитан. Мы ничего не дадим ей? Лекарство, средство. Она с ложки давала мужчинам лекарство из бутылочек с белой бумагой, которые привезли из города, и эти белые бутылочки были в ящиках, стоявших перед входом. Ах, да, знаю! Тряпки с уксусом. А еще приходил доктор, чтобы осмотреть их, капитан. Кто же ее осмотрит?
Хуан подошел к двери тесной каюты, посмотрел на темную массу кипящего океана, ниспадающего под ударами ветра; затем живо обернулся, почуяв бесшумную тень и расслышав босые стопы на мокрой палубе:
- Кто там? Что происходит?
- Это я, Сегундо. Я оставил руль Угрю, сейчас его смена, буря стихает.
- Какое направление ты взял, наконец?
- Северо-запад, капитан, скоро мы подойдем к берегу Доминики. Через час будем в двадцати милях от Мари Галант.
- Тогда скажи Угрю, чтобы он через час повернул на правый борт. Мы остановимся на Мари Галант.
Снова Хуан приблизился к жесткой кровати единственной каюты «Люцифера»: голый закуток, беспорядок, тесное и убогое помещение, как берлога зверя. Всю мебель составляли две голые койки, грубо сколоченный шкаф, стол, табуретки; на выступе, который мог послужить книжной полкой, лежали навигационные карты, перья, чернильницы и корабельный журнал. До сей поры Хуан не замечал убогости и мерзости помещения. С горькой усмешкой он сравнил каюту с роскошными комнатами дворца Кампо Реаль.
- Капитан, она успокоилась и замолчала, – заметил Колибри.
- Принеси воду, уксус и чистую тряпку. Иди, быстро!
- Лечу, – подчинился негритенок.
Скрестив руки, Хуан рассматривал Монику, замолчавшую и неподвижную, ее точеный профиль в нимбе золотистых разметавшихся волос, обнаженную белую нежную шею. Он долго смотрел на нее и находил красивой, необыкновенно красивой.
- Хуан Дьявол, Хуан Дьявол… – тихо и одержимо шептала Моника.
- Почему же ты не зовешь меня Хуан Бога, Святая Моника? – Хуан коснулся горячих рук бывшей послушницы, нащупал бешеный пульс; взгляд его выразительных итальянских глаз стал странным и неопределенным, и он прошептал: – Моника де Мольнар, моя жена…
Он хотел засмеяться, но не смог. Он гордо поднял голову, и над обветренным морем лицом проскользнул первый луч рождающегося дня.
- Боже мой! Что это?
Айме резко подскочила и испуганно посмотрела по сторонам. Она находилась не в своей спальне, проснулась на бронзовой, огромной кровати одетой. Беспокойным взглядом пробежала по обстановке, узнавая комнату доньи Софии, с роскошным мраморным камином, в котором никогда не разгорался огонь, но над которым выступала полка с фарфоровыми часами, разбудившими семичасовым звоном. В сознании промелькнуло воспоминание, а следом досада. Она едва понимала происходящее, жестокий спор с Ренато, руки, сжимавшие горло, вмешательство доньи Софии, холодные и любезные слова, горький привкус успокоительного, а затем мутный, тревожный и тяжелый сон, от которого она постепенно приходила в себя. Приятно удивленная тихим пением, она позвала:
- Ана, Ана, это ты?
- Да, сеньора Айме, уже иду.
- Говори тише. Где моя свекровь?
- Сеньора София? Ах, черт! Вам бы узнать, куда она поехала. Она выехала рано. Думаю, еще не рассвело, в большой карете с лучшими лошадьми. Уехала вместе с Яниной; нотариуса тоже куда-то послала, но не знаю, куда.
- А Ренато?
- Сеньор Ренато пьет. Он велел принести в кабинет бутылку коньяка, и один-одинешенек, ведь в кабинете никого. Затем запер дверь и сбросил на пол книги и чернильницы, думаю, даже сломал фонарь.
- Бог мне поможет! Я должна сделать что-нибудь, придумать. Я тут одна с этим пьяным ослом. Говоришь, она отправилась к нотариусу? Говоришь, что…?
- Защитить вас может только сеньора София.
- Эта правда. Донья София может защитить. Я должна завоевать ее сердце и доверие. С Ренато уже все бесполезно, но она может помочь. Как этого добиться?
- Если угодите ей в самом большом желании.
- Чего же хочет свекровь, Ана? Ты знаешь?
- Думаю, да. С тех пор, как уехал маленький сеньор Ренато, больше всего сеньора София желает другого родного мальчика в пеленках; а так как своего у нее не будет, то он должен родиться от сеньора Ренато.
- Что ты болтаешь, дура?
- Если вы родите ей внука, сеньора София вам поможет.
Словно луч яркого света блеснул, прояснив мглу в душе. Замаячила спасительная мысль, которую подкинула Ана, и эта мысль проникла в отчаянный ум Айме де Мольнар, но она тотчас же досадно и недовольно отвергла ее:
- Естественно, она бы помогла, роди я внука. Но как вдруг, по волшебству, я могу родить внука?
- Волшебству? А разве вы, сеньора Айме, не жена сеньора Ренато? Разве не прошло чуть больше месяца после свадьбы? Скорее всего, вам даже не нужно выдумывать. Возможно, это правда.
- Выдумывать? Ты сказала выдумывать?