- Я уверен, что она пришла к нам, капитан. Она не хотела, чтобы солдаты меня схватили. Она очень хорошая.
- Замолчи!
Сердце Хуана забилось сильнее. Он усиленно всматривался в темноту. Высокая, стройная, изящная и чувственная женщина приближалась, в воздухе что-то пронеслось, чего он не узнавал в цветных юбках, что не соответствовало простоте ее одежды. Сердце озарила безумная надежда. С каждым шагом оно трепетало сильнее, оживало, разгоняя горячую кровь. Как удар золотого клинка, как острую боль, он чувствовал, что любит эту женщину, волнуется из-за нее, ждет ее и представлял уже сотни объяснений и извинений. Сдерживая дыхание, он увидел, как открылась решетка, поднялась рука часового, чтобы поставить длинную горящую свечу в подсвечник, и отступил, пропустив женщину, которая подходила в красноватом и дымящемся освещении.
- Хуан, мой Хуан!
Айме бросилась в его объятия, которые ее не оттолкнули и старались не сжимать, сдержать волнение. Освещенная надеждой душа Хуана вздрогнула, и тут же провалилась в пропасть. От удивления он прошептал:
- Ты… Ты… Это ты!
- А кто еще придет к тебе? Кто любит тебя всей душой, Хуан! Всей душой!
- Где-то здесь, осторожнее, – говорил старый Ноэль. – Подайте руку, Моника, этот пол очень скользкий, но именно в этом дворе нужно ждать.
- Вам не дал этот человек никакой бумаги? – спросил Ренато притихшим и угрюмым голосом.
- Он не может дать. На нем ответственность за всех заключенных, как у начальника крепости, и у него нет полномочий подписывать пропуска. Даже в этом деликатном случае он осмелился дать словесный приказ и у нас есть возможность при смене караула. Сейчас я поговорю с тюремным часовым с ключами. Пятнадцать минут двор не охраняется солдатами, за это время Моника войдет в тюрьму и поговорит с Хуаном без свидетелей, а мы подождем.
- Да, да, благодарю вас от всей души! – заверила Моника.
- Подождите-ка, – заметил Ноэль. – Думаю, в тюрьме посетитель.
Во дворе красноватый луч светильника осветил крытую повозку. Они стояли в углу огромных стен, а над их головами по узкому коридору ходили часовые.
- Как только уйдут любопытные, мы подойдем ближе, и вы войдете в камеру, Моника, – сказал нотариус. – Я так понимаю, он заперт с мальчиком, юнгой на корабле. Остальные в другом дворе.
- Пожалуйста, помолчите!
Задержав дыхание, Моника надеялась расслышать доносившиеся голоса, разобрать слова и фразы, но слышала лишь монотонный шаг часовых, а жадные глаза видели освещенную решетку, где двигались расплывчатые образы.
Хуан резко расцепил ее руки на шее, словно хотел вырвать душившую горло досаду, словно она вылилась в грубом порыве на ту, которая побледнела перед его жесткостью.
- Зачем ты пришла? Чего ищешь? Кто тебя послал ко мне? Твоя сестра? Муж?
- Хватит, Хуан! Никто мне не приказывал, я пришла по своей воле, потому что хочу быть с тобой, не хочу участвовать в замышляемой подлости против тебя. Я крикнула, что пришла потому, что люблю тебя! Люблю, хоть сотни раз ты презираешь меня, отвергаешь, отвечаешь оскорблениями на сердечные слова. Подвергая себя опасности, я пришла, а ты так благодаришь? Если бы ты знал, как я страдала, плакала, что не осмелилась уйти с тобой! Я скверно поступила. Заслуживаю твоих оскорблений, но не ненависти; заслуживаю гнев, но не подозрительность. Разве не потому я здесь, что люблю и не могу жить без тебя?
- А твоя сестра? Где твоя сестра?
Хуан остановил бросившуюся в его объятия Айме, решившую, что сломила его сопротивление. Крепче железного забора прозвучал грубый вопрос, властно ударивший хлыстом:
- Где твоя сестра? Что делает? Она заодно с Ренато? Это она сделала? Она?
- Только такой ответ пришел тебе в голову? – спросила оскорбленная Айме.
- Я не отвечаю, а спрашиваю! Что ты знаешь о Монике? Ты была с Ренато на Доминике? Или он один искал ее? Чем вызвано все это? Письмом Моники? Ради Бога, говори!
- Это все, что тебе интересно? – упрекнула возмущенная Айме. – Моя любовь, безумие, присутствие здесь, чему я подвергаюсь – ничего не значит для тебя? Ты неблагодарный негодяй, а я идиотка! Какое мне дело до обвинений и продажных судей, которые навсегда посадят тебя в тюрьму? Какое мне дело до твоей судьбы, если ты такой неблагодарный?
- О чем ты говоришь, Айме? – спросил ошеломленный Хуан. – Что ты сказала?
- Что ты дурак, мечтатель, ребенок, которого любой обманет! Тебя интересует Моника, волнует, что она думает о тебе, пытаешься выяснить, она ли донесла на тебя, не так ли? Только идиот может спрашивать подобное.
- Почему идиот? Я ничего ей не сделал! Что она сказала?
- Да не знаю я! Наверное, ужасы, раз Ренато стал вести себя так. Ренато и все. Донья София, даже моя бедная мать, которая ни во что не вмешивается, даже она чуть не спятила, когда получила письмо Моники.
- Письмо Моники? Моника написала матери?
- А ты не знал?
- Я подозревал, но прошло мало времени, чтобы ее письмо дошло. То письмо, которое всему причиной, написано Моникой гораздо раньше. Но когда? Как?
- Я слышала о каком-то докторе.
- А, доктор Фабер! Его написал доктор Фабер, да?
- Ты глупец, что доверяешь первым встречным.