- Я бы хотела, чтобы вы говорили со мной откровенно.
- Ну, на откровенность, думаю, вы не рассчитывали. Да простит меня сеньора, как и капитан. Но на Люцифере такого еще не было. Ясно, еще до настоящего момента капитан не собирался жениться и не позволял подниматься женщине на борт Люцифера. Капитан был в отчаянии, потому что вы заболели в свадебном путешествии. Он был вне себя, и поскольку я совершил глупость, когда вывел его из себя. Но теперь вы хорошо себя чувствуете, и все мы очень довольны.
Он искренне улыбнулся. Было что-то простодушное и наивное в этой улыбке и неожиданно Моника почувствовала себя утешенной, уверенной, спокойной, и хотела опереться на него.
- Вы хотите, чтобы я вам показал деревню, хозяйка?
- Нет, я немного устала. Почему бы нам не пойти прямо в то место, куда нам указал Хуан? В таверну. Это далеко?
- Это внизу. И это не совсем таверна. Это наподобие маленькой гостиницы, она очень красивая и чистая. Вон там, где заканчиваются деревья.
- Пойдем искать Хуана.
- Хочешь, я понесу тебя на руках? Пройдемся немного, как все добираются до пляжа. Вспомни, это было там, где мы оставили нашу лодку.
- Нет… Нет… Мне хорошо. Не нужно.
- Ну тогда в путь.
Медленно, опираясь о руку Хуана, позволяя вести себя по дороге вниз, по узкой каменной тропинке, спускалась Моника с вершины Саба, пока наступал вечер. Она выпила бокал благородного вина и новый жар бежал по ее крови, новый луч показался в ее ясных глазах. Это было странное и глубокое чувство, которое почти казалось радостью, которое она не ощущала уже долгие годы, а возможно никогда. Да, теплое вино, пахнущее корицей и гвоздикой, имело магический секрет. Она уже не чувствовала стыда от обнаженных рук, разноцветной юбки, светлых волос за спиной. Она словно плыла, и поверхность, по которой она ступала, имела особую мягкость.
- Какой же это красивый остров! Все, кто здесь живет, кажутся счастливыми. Кажется, нет ненависти и амбиций.
- Конечно же есть. Где есть человек, у которого нет недостатков?
- Вы думаете, что люди плохие?
- Да. И женщины тоже не исключение. Люди плохие, потому что страдают, потому что несчастны. Другие, потому что эгоисты, и не хотят страдать ни за кого и ни за что. Другие, потому что им нравится плохое, потому что наслаждаются вредом и распространяют горе там, где проходят.
- Но вы не из таких, Хуан, – живо отвергла Моника. – Вы не из таких, правда?
- Я, кто знает!
Они остановились на полпути. Совсем рядом был пустынный пляж, куда они причалили. Мягко Моника отдалилась на несколько шагов от него, повернула голову, чтобы взглянуть на последний луч уходящего солнца, и не могла сдержаться, чтобы не спросить:
- Вы страдали много, когда были ребенком, Хуан?
- Лучше не говорить об этом.
- Почему? Оно еще причиняет вам вред? Оно было таким беспощадным, правда? Вы не хотите вспоминать?
- Я помню достаточно. Я вспоминаю о нем каждый день, за исключением этого дня. Не знаю почему, но так даже лучше.
- Это лучше, да, уже вижу. Я всегда думала, что ваше сочувствие и жалость к Колибри исходят из этого. Грустная история, которая казалась своей. До этого вы странно намекнули. Вы сказали, что… не знаю, но должна спросить, хотя вы и сказали ясно. Достаточно ясно, но я не осмеливаюсь предположить, что сказанное вами… Я поняла, что вы и Ренато… Но если вы сын…
- Ничей. Я Хуан без фамилии, один. Не спрашивай, не порть этот прекрасный день. Для чего? Я Хуан Дьявол, Хуан без фамилии, Хуан Хуана, как меня зовут некоторые. Я не Бог и не Дьявол. Я такой, какой есть. В конце концов, какое значение имеет то, от кого родился каждый человек? Разве спрашивают у деревьев, из какого семечка они выросли? Нет, не спрашивают, никого это не интересует. Это ведь не садовые растения и не розы в теплице; они вырастают дикие и свободные, и они также крепкие и красивые. И остается лишь благословлять их, что они дают нам тень, правда?
- Правда, Хуан. Вы так красиво сказали. Никогда я так не думала, но это так красиво.
- Вернемся на Люцифер, Святая Моника?
Лодка пересекала ясные зеркальные воды, чистые, голубые, почти золотящиеся от отдаленной вспышки сумерек. Но Моника не смотрела на небо и море. Она смотрела на мужественное лицо, снова грустное, в темные горящие и выразительные глаза, она созерцала сына Джины Бертолоци, словно видела впервые.
9.
- София! Рад снова видеть вас, вы пришли в такое удачное время.
Его Превосходительство, генерал-губернатор Мартиники встретил сеньору Д`Отремон, церемонно склонился и поцеловал протянутую руку. Это был просторный зал дома губернатора Сен-Пьера, с балконами, которые выходили в ту часть города и порта, где виднелось море и небо. Ответив натянутой улыбкой важной особе, София беспокойно посмотрела на дверь, отделявшую зал от прихожей. Кабальеро, наблюдая за ней, казалось, угадал ее мысли:
- Вы пришли с кем-то?
- Каталина де Мольнар. Если можно, сначала я бы хотела поговорить с вами наедине.