— Спасибо что выручил с Ириной, я думал, один не справлюсь, — после того, как писатель помог мне с раненой Ириной, я его невольно зауважал. — Я на вас накричал тогда, простите.
Мельников выудил из кармана трубку и закурил, запахло незнакомым дорогим табаком.
— Да ерунда, и давай на «ты», а то я чувствую себя слишком старым и важным, — Мельников усмехнулся. — Там в машине ты спросил. зачем я пришёл в зону? Я отшутился, — Мельников устало улыбнулся. — Забавный был разговор. Но истина в том, что я больше не могу писать так как раньше…
Хоть прошло уже много лет я до сих пор помню этот наш разговор. Затхлый полумрак древних туннелей, пузырь палатки и Инга прижимается к моему плечу, я глажу ей волосы и слушаю рассказ писателя, который разучился писать.
— Когда, я только переехал из Алма-Аты в Москву, тогда меня только стали издавать, у меня был очень трудный год, который потом превратился в три. Вот ты жил в Москве?
К моему удивлению из дырявой как дуршлаг памяти выплыло:
— Я в Москве родился.
Мельников кивнул.
— Тогда тебе сложнее будет понять, Москва — тяжёлый город, особенно для приезжих, большой, равнодушный, все вечно спешат. Когда я приехал, то почти никого не знал, я сидел в своей маленькой квартире на окраине, иногда неделями не выходил из дому. Сидел в ФИДО, была такая сеть ещё до Интернета, помнишь?
— Нет, не застал, у меня поздно компьютер появился, — это воспоминание тоже пришло ко мне только что.
— Я сидел за компьютером и писал книги. Конечно тогда и ошибок было куда больше, и издавали меня гораздо менее охотно, но как же легко тогда писалось. Книги, которые заставляли людей чувствовать.
Дмитрий вытряхнул трубку.
— А сейчас я самый популярный русский писатель, я могу ничего не писать, а просто жить на доходы от книг. Любая ерунда, что выходит из-под моих пальцев, расходится стотысячными тиражами, — писатель протянул руку, словно хотел схватить пальцами темноту. — Вот только я почти не могу писать Книги. Те самые с большой буквы, то, что раньше у меня получалось почти всегда.
— И поэтому ты пошёл к Монолиту?
Мельников улыбнулся.
— Да, наивно, правда? Но даже если у нас и не получится... Всё то, что произошло за последние дни, я обязательно напишу об этом книгу.
— Сделаете главным героем? — я шутил, но писатель ответил серьезно.
— Конечно, — он посмотрел мне в глаза, — среди моих знакомых больше нет никого, кто мог бы заставить машину взлететь. Не поделитесь, откуда такие способности?
Секунду я медлил, посмотрел на Ингу, ведь это была не только моя история, девушка едва заметно кивнула. Я рассказал всё, от самой аварии и до нашей встречи. Опустил только ночь в Свободном, которую мы провели с Ингой, это воспоминание только для нас двоих. Сколько раз я рассказываю эту историю за последние дни? Третий? И каждый раз в ней всё больше подробностей. Наверное, другой человек мне бы просто не поверил, но Дмитрий внимательно слушал, не перебивал, только иногда уточнял незнакомые слова. Особенно его заинтересовала Инга.
— Голубоглазая, светловолосая, она похожа на вашу жену?
— Немного.
У Инги порозовели щёки.
— Наверное, она и не могла быть другой, — непонятно ответил писатель. В тот момент у меня появилось странное чувство, что ещё чуть-чуть и я пойму что-то очень важное, всего-то нужно задать правильный вопрос.
— Пошёл ты к чёрту! Мы и так чуть не погибли! — в бешенстве Ярик выбежал из соседней палатки и подошёл к нам.
— Этот псих, Виктор, настаивает, чтобы мы шли дальше! Представляешь?! Я даже дорогу через туннели не знаю! — в глазах сталкера читался страх. Всё-таки надломила Ярика смерть друга, я-то Бориса знал плохо, да и со спецназовцами со второй машины познакомиться толком не успел.
— Никто не требует, чтобы вы шли с нами, — полковник, сгорбившись вылез из палатки с дипломатом в руках. Виктор был рослый и ему приходилось сильно наклоняться.
— Ярослав, вы выполнили свои обязательства, вы провели нас до Припяти. Я ценю это…
— Борис погиб из-за тебя! — звонко крикнул Ярик и каменные стены эхом повторили его слова. А я подумал, что наверное не стоит кричать в туннелях: здесь водились разные неприятные создания и неизвестно кто мог выйти на крик.
На полковника истерика Ярослава впечатление не произвела.
— Когда вы с Борисом вызвались работать проводниками, я предупреждал, что задание может оказаться опасным. Я могу выплатить вашу долю прямо сейчас, если вы настаиваете, просто я думаю нам лучше держаться вместе, — полковник улыбнулся. — До выхода на поверхность вы пойдёте с нами. Вы же сами сказали, что плохо знаете эти туннели. Кирилл ты нас сможешь вывести?
Я кинул, и тут же понял, в чём Виктор допустил ошибку, всё-таки он был военным привыкшим отдавать приказы. А Ярик с его амбициями и комплексами командного тона и не терпел. Зрачки у сталкера нехорошо расширились.
— Я свои обязанности выполнил и хочу свою долю прямо сейчас.
Виктор без колебаний открыл дипломат и отдал Ярославу деньги.
— И долю Бориса тоже! — Ярик замялся, — я отдам эти деньги его родственникам.
Насколько я знал, родных у Бориса не было, но озвучивать эту мысль я не стал.