— 1. После смерти Сталина процесс обобществления государственной собственности остановился, а затем набрал силу обратный процесс передачи общественной собственности в государственную, а государственной в коллективную. Из конституции СССР Хрущёвцы исключают статью 131.
«Каждый гражданин обязан беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник зажиточной и культурной жизни трудящихся. Лица, покушающиеся на общественную социалистическую собственность, являются врагами народа».
Возникает вопрос, если человек покушается или уничтожает общественную собственность и по конституции он не преступник то, кто он!?
Если беречь и укреплять общественную собственность как источник культурной и зажиточной жизни трудящихся (не чиновников) не надо, то, что тогда надо?! Логика подсказывает уничтожать основу рабоче-крестьянского государства, но открыто уничтожать нельзя, ещё живы те, кто за эту основу проливал кровь, не щадя живота своего. Значит, уничтожать надо так, чтобы никто этого не заметил и не догадался.
Как это сделать?
— 2. Просто, поручить следить и содержать в надлежащем состоянии общественную собственность чиновнику, который объективно склонен к перерождению, воровству, коррупции.
Чиновник, поставленный управлять и блюсти «общественную собственность», был лишён возможности самостоятельно, (единолично) её распределять и потреблять. Общественную собственность распределяли различные общественные организации в большей части профсоюзы.
Таким образом, она для чиновника была обузой, и он соответственно относился к ней.
С одной стороны, он пытался перевести её в государственную или ведомственную, дабы стать её «хозяином» де-факто
С другой стороны, он пытался от неё избавиться, не проводить восстановительных ремонтов, сокращать финансирование, и т. п. как говорится «списал и забыл». Наглядный пример ЖКХ.
3. Трудящиеся напрямую без посредников не могли распоряжаться своей общественной собственностью. В законе небыли прописаны механизмы пользования общественной собственностью трудящимися. Регламент собраний выбор органов, бесконечные очереди и т. п. волокита создавали неудобства в пользовании общественной собственностью простых трудящихся, и создавали кормушки для всякого рода не чистоплотных чиновников. Такое положение породило безразличие трудящихся к своей общественной собственности, доступ к которой был ограничен административным аппаратом.
Как видим, внедряемая мысль о необходимости сделать всех хозяевами легла на благодатную почву.
Собственность действительно должна иметь ответственного хозяина, это было понятно всем. Однако дальше интересы «реформаторов» и трудящихся были диаметрально противоположны.
Подавляющее большинство трудящихся (работников интеллектуального, промышленного и сельского производства) представляли себе, что собственниками предприятий и инфраструктуры станут они сами, чьими руками эта собственность и создавалась, т. е. коммунизм начнёт воплощаться в жизнь.
Но «реформаторы» ставили задачу совсем другую, они разрабатывали схемы и механизмы, с помощью которых общественная и государственная собственность должна перейти к частным владельцам, круг которых естественно был ограничен.
КПСС была напичкана «пропагандистами», и они рьяно взялись за работу. Частная собственность выдвигается как панацея от всех бед, и одновременно внедряется мысль о «равноправной» конкуренции всех форм собственности.
(Мысль вдалбливается очень простая, какая собственность эффективней та и выживет, вроде как всё справедливо п.а.).
К концу восьмидесятых в СССР фактически уже не было единого рабочего класса и его авангарда коммунистической партии, за тридцатилетний период реставрации капитализма они сильно деградировали, а доверчивому электорату, предложили идею ваучерной приватизации, «чечевичная похлёбка».
(Не вдаваясь в подробности, скажем лишь, что более изощрённого метода уничтожения достояния народов СССР невозможно себе представить, история не знала подобного рода преступления п.а.).
Трудовые коллективы, представляющие к тому времени в своём большинстве «деклассированную» массу политически и экономически безграмотную, но развращённую и жаждущую разбогатеть на дармовщинку, с воодушевлением принялись делить и «присваивать», как они думали «принадлежащие им по праву», заводы, фабрики, колхозы и т. д.
Но каково, же было их удивление, когда оказалось, что всё, что они могут «урвать», — это 2–4% собственности бывшего СССР. Эйфория митингов сменилась моральным шоком и депрессией, сегодня переходящей в озлобленность и равнодушие.