Монолит

Мельников достал фотокамеру, у него их было две: одна — цифровая, вторая — плёночная мыльница. Весьма предусмотрительно: в Зоне с электроникой иногда случаются странные вещи. Настолько странные, что старая байка о том, что кое-где в Зоне можно вылезти в Интернет и попасть в прошлое, не кажется такой уж невероятной.

— А туда нельзя?… — неуверенно начал писатель.

Знал бы он, как хотелось мне на тропический остров, на белый песок безлюдного пляжа, подальше от всей этой грязи, монстров, но…

— Нет, это просто картинка.

И впрямь: то ли солнечные лучи сменили угол, то ли еще что-то произошло, но фантом тропического острова потускнел и через несколько секунд сменился унылым видом кирпичной стены.

Я сообразил, что хочу спросить у писателя.

— А что Вас привело сюда, в Зону?

Кажется, вопрос застал его врасплох. Он проводил взглядом заброшенные дома, где ещё несколько секунд назад красовался маленький кусочек тропического рая, и, наконец, ответил вопросом на вопрос:

— Как вы думаете, Кирилл, зачем люди пишут книги?

Ответа я не знал, но рискнул предположить:

— Не знаю, ради развлечения, ради славы, ради денег?

Писатель неожиданно согласился:

— Да, разумеется, ради этого тоже пишут. Как правило, графоманы пишут, не понимая, почему они не могут достигнуть пресловутой славы, признания, денег.

Кажется, Мельников оседлал любимого конька. Он не просто говорил, он вещал:

— Ещё сто лет назад, чтобы стать писателем, мало было одного таланта, нужно было терпение. Достоевский и Толстой писали от руки, гусиными перьями на бумаге. Любая книга была вызовом писателя всем тем, кто умел читать.

Мне совсем не к месту вспомнилось, что Толстому помогала записывать произведения жена.

— Сейчас компьютерные технологии и Интернет позволяют всякому не только написать любую глупость, но и поделиться ею со всеми. И что в результате? Творчество бездарной домохозяйки читают миллионы! Но ведь любой настоящий автор хочет написать не просто книгу, но Книгу, которая сможет что-то изменить в людях. Не просто развлечение, не заработок, а нечто большее. Вы когда-нибудь пробовали писать?

— Нет, — честно ответил я.

— Считайте, что вам повезло. Адский труд. Дело не только в том, что довольно сложно создать более или менее внятный, не слишком затасканный сюжет и красиво его описать. При определенном усердии и достаточном объеме потраченного времени это приходит. Наконец, ты закончил своё творение. Публикуешься в Интернете или несешь рукопись в издательство. При некоторой толике удачи её даже издают. А потом, хоть изредка, но любой писатель читает, что пишут про него критики или хотя бы читатели в Интернете. И вот ты узнаешь о себе много нового, например, что предыдущая книга ещё ничего, а новая книга — полная ерунда, куча штампов, минимум самостоятельности с вялыми, словно срисованными персонажами, и так каждый раз, когда выходит новый роман…

Слегка ошалев от объема информации на тему нелёгкого бытия писателя, я решил подкрепиться глотком коньяка. Спиртного во фляжке оставалось совсем чуть-чуть, на донышке — глотка на два, не больше. Я осторожно отхлебнул. Из вежливости протянул фляжку писателю, но он отказался.

— Но это еще куда ни шло! Хуже, когда за тебя принимаются узкие специалисты. Они тебе рассказывают о том, как бы они написали твою книгу, если бы умели писать. И начинается: математик укоризненно замечает, что расчёт времени выхода на орбиту описан неверно; альпинист посмеивается над тем, как герой умудрился с таким снаряжением спуститься с обрыва и не разбиться; врач авторитетно заявляет, что с такими ранами герой не мог протянуть бы и минуты, не то, что преодолеть кросс по астероиду; энергетик утверждает, что описанный в романе двигатель ни за что не заработает; физик жалуется на некорректно описанную технологию телепортации… и так далее и тому подобное. И это еще не считая представителей различных конфессий, чьи религиозные чувства ты глубоко уязвил своей книгой.

Я рассмеялся. Все эти проблемы для меня выглядели такими мелкими и незначительными. Что может быть нелепее фразы «читателям не понравилась книга»? Ведь всегда можно попробовать написать другую. Мельникову не приходилось заживо гореть, в него не стреляли из автомата в упор, и вообще с ним не происходило всё то, что он так щедро взваливал на плечи своих героев.

— Так пусть они возьмутся за ручку или клавиатуру и напишут лучше! — неожиданно для себя возмутился я.

— Безусловно! — с жаром согласился Мельников. — Но всё-таки где-то в глубине души любой автор хочет писать так, чтобы его книга нравилась всем, хоть это и невозможно. И он уже непроизвольно начинает пытаться угодить физику, энергетику, альпинисту и врачу, обкладывает себя учебниками, советуется со специалистами, тратит своё время не на характеры персонажей и сюжет, а задается вопросом, как устроено сопло плазменного двигателя, описанного в романе. В небольших объёмах это полезно и придает истории реализма, но, когда это становится самоцелью, вместо книги выходит ерунда.