Монолит

Мне оставалось сидеть на заднем сиденье и смотреть в окно, то есть быть на правах пассажира и на манер туриста пялиться на достопримечательности Зоны, время от времени попивая сок из пакета. Машины двигались медленно. Неприятным открытием для меня стало то, что меня порядком укачивает от постоянных остановок.

— А если влипнем в «котёл», машина выдержит? — крикнул снаружи Ярик.

— Машина выдержит, зато ты испаришься, — обнадёжил его профессор.

Говорил он негромко, но, по-видимому, слова дублировались по радио. Ярик стёр рукой пот со лба и продолжил бросать гайки, обозначая безопасную границу. Жара стояла изрядная. Это под броней мы могли наслаждаться прохладой кондиционированного воздуха.

На другой стороне «котла» обосновалась группа сталкеров, они поглядывали на нас, но не торопились уходить, видимо, считая «котёл» надёжной защитой.

Скорее всего, Борис их знал, потому что высунулся из второй машины, помахал рукой и сказал что-то по рации. Сталкеры успокоились, один из них в белом термозащитном костюме тоже стал прокладывать дорогу гайками, только, в отличие от нас, к центру аномалии, а не от нее. В самой середине «концентрата» был маленький пятачок безопасного места, где очень часто накапливались артефакты. Сталкерам оставалось пройти ещё около половины пути, когда на приборной панели замерцал предупреждающий сигнал.

— Аномальная активность быстро нарастает. Ярослав живо в машину! — крикнул профессор.

Просить Ярика дважды не пришлось. Уже и без всякого детектора было видно, что от «котла» лучше держаться подальше — из-под земли стали вырываться струи пламени и пара. Незнакомый сталкер заметался, попробовал вернуться назад, но пламя уже отрезало ему дорогу назад. Товарищи что-то кричали, оживлённо жестикулируя. Конечно, давать советы, когда земля горит не под твоими ногами, всегда проще. Мы преодолели последние несколько метров, и учёный дал по газам. Тяжёлая машина, взвизгнув покрышками, рванулась вперёд. Вторая идеально повторила наш манёвр. Мы едва не опоздали — машины не проехали и ста метров, как из «котла» уже вырвался поток пламени. Это были не отдельные струи, а огромный, метров в триста в диаметре, плазменный столб.

— Интересно, он успел спастись? — спросил мужчина в синей куртке, глядя на успокаивающийся огненный саван.

Я вдруг вспомнил, где уже видел эти внимательные карие глаза.

— Вряд ли, — буркнул Ярик, потирая покрасневшую щеку, и пристально посмотрел на меня. — Чёрт, больно! Где у нас аптечка с мазью от ожогов.

— А я вас знаю, — обратился я к незнакомцу, — вы ведь тот самый писатель…

* * *

Дмитрий Сергеевич Мельников был писателем из моего прошлого, где я был вполне заурядным, хоть и успешным хирургом, в меру заботливым мужем и о Зоне знал лишь из новостей.

Когда общаешься с любимым писателем, неизбежно появляется соблазн задать такие вопросы, на которые может ответить только автор: что он на самом деле подразумевал под той или иной идеей книги, кто стал прототипом героя, какие книги уже в проекте у автора. Это всегда увлекательно — прикоснуться к призрачной реальности ненаписанных книг. Вот только обрадуют ли ответы? Ведь для читателя книга — если это действительно хорошая книга — расцветает красками его собственной фантазии, а история и герои предстают по-разному для каждого. Кто-то увидит динамичный боевик с закрученным сюжетом, кто-то в той же книге найдет глубокую философскую притчу. И, наверное, правы будут оба. Вот только приятно ли будет узнать читателю, что книжка была написана на спор или просто от скуки, а любимый герой до смерти осточертел своему создателю, как, впрочем, и бесконечные вопросы о нём, и лишь круглые суммы контрактов не дают поставить в его судьбе жирную точку?

Я сидел на соседнем сиденье и пытался придумать вопрос, который не оказался бы банальным и затёртым. Молчание нарушил сам писатель.

— А что, здесь популярны мои книги? — у Мельникова оказался приятный мягкий голос.

— Нет, если честно, я их раньше читал…

Если даже его и разочаровал ответ, писатель никак не отреагировал на мои слова. Выглядел он типичным туристом, крутил головой и разглядывая проплывающий за окнами пейзаж. Посмотреть было на что: иногда на закате в этом районе Зоны можно было увидеть тропический пейзаж, совершенно несовместимый с климатом севера Украины. Странно это выглядело: кусок моря с пальмами и белым песком, отрезанный с двух сторон, как будто поверх заброшенного индустриального пейзажа наклеили яркую цветную рекламу курорта.

— Что это? — удивленно спросил Мельников, делая очередной снимок.

Когда-то я наткнулся в одном из научных журналов на описание этой аномалии, поэтому сразу вспомнил название:

— «Острова Фиджи».

Несколько секунд писатель не мог понять, разыгрываю я его или говорю серьёзно. Но потом всё же уточнил:

— Почему Фиджи?

Я усмехнулся:

— Почему бы и нет?