Мономах. Смерть банкира

— Насколько я поняла, ты должен меня охранять. Во всяком случае, так приказал твой шеф, — Свиридова села на противоположный край дивана и насмешливо улыбнулась. — А он ничего, ваш Мономах. Вполне симпатичный мужчина. Честно говоря при первом знакомстве он не произвел на меня должного впечатления. Скажу больше — он мне совсем не понравился. Я даже решила, что Мономах немного не в себе.

— Не в себе? — переспросил Леха.

— Да. Я конечно, не психиатр, но мне показалось, что он душевно больной. Помешанный на какой-то маниакальной идее. Всемирного братства и справедливости, что ли?.. Но теперь я вижу, что все это глупости. Он совершенно нормален. А его несколько эксцентричное поведение не что иное, как способ защиты от внешнего мира. Ты бы смог, потеряв способность двигаться, не потерять вкуса к жизни? Лично я — нет.

Дардыкину никогда не нравились разговоры на подобные темы. Во-первых, обсуждать шефа было не в его правилах. А во-вторых, он никогда не считал себя достаточно подкованным для ведения таких бесед. Эти все заумные рассуждения о смысле жизни нагоняли на него тоску смертельную. Юлия, словно прочитав его мысли, замолчала. Отвернулась к окну и о чем-то задумалась. Перебирая мокрые волосы, украдкой посмотрела на Леху. В этот момент она была такой сексуальной и как никогда желанной, что Дардыкин не выдержал. Резким рывком он опрокинул Юлию на диван, сжал ее в объятиях и принялся осторожно разматывать полотенце. Юлия попыталась освободиться, но как-то нерешительно, и Леха понял — еще немного и он сломает ее окончательно.

— Ты мне нравишься, — прошептал он. — Нет, я тебя люблю…

— Люблю, — повторила Юлия и провела ладонью по своему лицу, как бы стягивая с него паутину.

Этот жест совсем не понравился Дардыкину, и он губами перехватил пальцы Юлии и принялся ласкать их кончиком языка. Женщина закрыла глаза. Ресницы ее подрагивали. Казалось, она ушла в себя.

Каждое прикосновение к ее телу доставляло Дардыкину неописуемое удовольствие. Он видел, что Юлия пребывает в некотором напряжении и ласками старался разогнать ее неуверенность. Поглаживая женщину по груди, быстро разделся и лег рядом. Нежно прикоснулся к ее губам, поцеловал в мокрую прядку, прилипшую к виску. Юлия застонала от наслаждения, чуть не задушила Леху в объятиях и впилась в его губы жарким поцелуем…

Пережив неповторимые мгновения, Дардыкин откинулся на диванные подушки и принялся рассматривать оштукатуренный потолок. Он был не в состоянии о чем-либо думать, разговаривать, и даже точеное тело Юлии больше не возбуждало его. Но Леха знал — это ненадолго. Пройдет минута, другая, и женщина, лежащая рядом, вновь станет желанной. Он еще не насытился любовью до такой степени, чтобы оставаться равнодушным.

Юлия придвинулась к Дардыкину, взяла его руку и стала играть ее.

— А ты прелюбопытнейший субъект, — немного устало проговорила она.

— Почему?

— От тебя исходит жуткая сексуальная энергия. Когда я смотрю на твои мускулы, я чувствую себя самкой, у которой только одно на уме: как бы затащить тебя в постель. И что самое приятное, чем больше я занимаюсь с тобой любовью, тем сильнее мне хочется повторить это… Видишь, какая я порочная?

— Мне хочется того же.

— Тогда повторим? — Юлия положила ладонь Дардыкина себе на грудь.

Он потянулся к ее губам. Целуя женщину, Леха подумал, что только любовь могла отвлечь ее от тех тревожных и навязчивых мыслей, которые не давали ей покоя…

«А что произошло потом?..» — резкая боль в плече помешала Дардыкину сосредоточиться.

Он приподнялся на локте, чувствуя, как по его лицу струится пот. Крупные капли попадали в глаза, на мгновение задерживаясь на подбородке, падали на окровавленный воротник рубашки.

«Кажется, в меня выстрелили… Я помню черное дуло, вспышку, а затем наступило забвение… И боль, страшная, рвущая на части боль…» — Леха закрыл глаза и облизнул пересохшие губы.

В этот момент послышался скрип открываемой двери. Дардыкин мгновенно откинулся на грязный матрас. Он не хотел, чтобы вошедший догадался о том, что Леха пришел в себя.

Судя по шагам, ему нанесли визит двое. Один ступал легко, порывисто. Второй гость ставил ноги, словно забивал в пол сваи.

Через несколько секунд Дардыкин почувствовал на своей щеке дыхание. В нос ударил запах пива и сигарет.

— Слышь, Бес, а он, часом, не окочурился?.. Может, его место на свалке? — голос был совсем не злым, скорее наоборот — встревоженным, и принадлежал молодому парню.

Раздались тяжелые шаги, и Дардыкина грубо схватили за запястье.

«Считает пульс», — догадался Леха.

— Не гони гамму, — спустя несколько секунд ответил напарник молодого. — Еще не откинул копыта… Рында хренов!

«Эти парни по музыке ходят, отпетые преступники, — догадался Леха. — По фене ботают, будь здоров. Рында — то есть телохранитель. Значит, они в курсе, кто я».

— Как мы его будем мочалить? — спросил молодой. — Он же никакой! А Боярин приказал, чтоб к утру задышал.

«Мочалить, значит подвергнуть длительному, жесткому допросу… Дышать — говорить. Интересно, о чем?»