Мономашич. Мстислав Великий

Ингеборга застонала, качая головой. Она не подозревала, что борьба за власть захватила мужа настолько сильно, что ради призрака короны он готов рискнуть жизнью не только своей, но жены, дочерей и ещё не родившегося сына. Стремясь всеми силами оградить его от беды и внушить веру в лучшее, она лихорадочно зашептала:

   — Я останусь. Никуда не уеду.

   — Ингеборга, — Кнут поцеловал жену в мокрые ресницы, — надо. Ты должна уехать.

   — Зачем? куда?

   — Я уже говорил — в Киев, к отцу.

Молодая королева отпрянула:

   — Ты отсылаешь меня? Я тебе мешаю?

Да, она мешала. Но не тем, что лезла в мужские дела со своими советами. Ингеборга не подозревала, насколько страшна борьба вокруг датской короны. Кнут решился на отчаянный шаг и хотел оградить жену и дочерей от беды, которая могла стрястись с ним самим.

   — Так надо, Ингеборга, — только и сказал он. — Ты мне веришь? Я всё это делаю для блага тебя и нашего сына.

Молодая королева опустила голову. Грудь сдавили рыдания.

   — Хорошо, Кнут, — прошептала она. — Я сделаю, как ты хочешь. Но, боюсь, это не принесёт радости нам обоим.

Несколько дней спустя кортеж королевы покинул Любек. Сидя в удобном, мягком возке, который предохранял от тряски её чрево, Ингеборга долго смотрела назад, на ставшие такими близкими стены города. Король Кнут некоторое время провожал свою королеву, но на первом повороте остановился и вскинул руку в кожаной перчатке. Ингеборга махнула рукой в ответ. Кнут прижал руку к губам, к сердцу и снова поднял её, словно посылая жене последний привет.

Сердце королевы сжалось от дурного предчувствия. Она откинулась на спинку возка и дала волю слезам.

7

Нынешний год был нерадостен для Руси. Прошлой зимой Мстислав Владимирич, едва передохнув от половецких выходов и усмирения своих князей, решил помочь старшему сыну Всеволоду в его непрестанной борьбе против дикой литвы. Объединившись с новгородцами, кияне прошлись по литовским городам и весям вдоль и поперёк. Великий князь вспомнил молодость, как ходил на Очелу и брал Медвежью Голову. В походе он снова был молод и не замечал подкрадывающихся недугов. Но на обратном пути, когда шли покорёнными землями, отягощённые завоёванным добром и полоном, подсчитывая удачные барыши, Мстиславу Владимиричу внезапно стало худо. Усталость брала своё. Сердце болело и рвалось в груди. Опасаясь за жизнь великого князя, дружина оторвалась от основного войска киян и пошла короткой дорогой, спеша до распутицы довезти Мстислава до русских земель.

Довезли, и в дороге великий князь сумел отлежаться и прийти в себя, но на предоставленных самим себе киян напали литовцы, мстя за разорённые дома. Нападения никто не ждал — литовцы как с неба свалились. Лишь численный перевес не позволил им одержать победу, но всё равно — отбили большую часть полона и добычи. Многие кияне лишились жизни. И вместо радостной победы в стольном граде царили скорбь и уныние. Победы над половцами приучили русских чувствовать свою силу и неуязвимость, посему это поражение казалось ещё горше.

Мстислав долго хворал. Осознание, что он великий князь и за ним стоит вся Русь, поставило его на ноги, но Мономашич сам понимал, что жить осталось недолго. Он стал редко выезжать со двора, а коли случалось покидать терем, спешил по монастырям. Дома же сидел у окна, читал, по примеру отца, духовные поучительные книги или доглядывал за хозяйством.

В те дни ближайшим другом, советником и потатчиком стала Агаша Завидична. Княгиня самоотверженно выхаживала мужа, не спала ночей, не отходила от его ложа, пока Мстислав болел; и долго после того, как князь встал на ноги, старалась быть подле. Мстислав привык к её тихой помощи, голосу, рукам и улыбке. Нет, он не полюбил её — память о Христине всё ещё жила в сердце, но образ уже стёрся, а черты всё более стали походить на Агашины. В конце концов, миновало десять отнюдь не пустых лет. И когда летом Агаша, сияя от счастья, поведала, что у неё будет ребёнок, Мстислав обрадовался вместе с нею.

Эта весть — появится новая жизнь, ещё один его сын или дочь, о котором надо заботиться, — окончательно поставила князя на ноги. Как и прежде, он стал деятельным, окунулся в заботы, не щадя себя.

Мир вокруг стремительно менялся. В Венгрии умер король Стефан, и на престол при полной поддержке знати взошёл его племянник Бэла, сын Альмоша, младшего брата покойного Коломана. С пяти лет мальчик был слеп, лишённый зрения подозрительным и ревнивым до власти Коломаном. Отец был убит, мать заточена в монастырь. Трудно было представить, что когда-нибудь малолетний слепец станет королём, но Стефан умер — и невозможное свершилось.

Именно этого ждал в Византии Борис Коломанович. Он женился на племяннице императора Исаака Комнина, но дальше этого дело не пошло. У Византии изменились отношения с Венгрией, и Исаак отказал родственнику в военной помощи.

Борис бросился в Польшу. Король Болеслав, хотя был родственником Бэле Венгерскому — матери обоих были родными сёстрами, — к соседу тёплых чувств не питал и согласился посадить на трон Бориса Коломановича.