мономиф

Это было светопреставление 1921 года³³⁰, когда начал выдыхаться первый угар революции. В городах расцветал НЭП, напоминая обывателям о добрых старых временах. Вернувшись домой, «Дванов увидел город не местом безлюдной святости, а праздничным поселением, освещенным летним светом. Сначала он подумал, что в городе белые. На вокзале был буфет, в котором без очереди и без карточек продавали серые булки»³³¹.

Пламенные революционеры, одержимые идеей конца света, вдруг увидели — то, что после разрушения старого мира «само построилось», оказалось весьма далеким от их мечтаний. «В девятнадцатом году у нас все кончилось — пошли армия, власти и порядки, а народу — опять становись в строй, начинай с понедельника... Теперь уж ничего не будет… Всему конец: закон пошел, разница между людьми явилась — как будто какой черт на весах вешал человека»³³².

Это убийственно точное художественное определение распада коммунитас и восстановления структуры — ситуации, которую позднее Тэрнер описал в самом общем виде: «большинство милленаристских движений пытается упразднить собственность или все обобществить. Обычно это удается лишь на короткое время — до срока, установленного для прихода тысячелетнего царства или получения наследства. Когда пророчество не исполняется, собственность и структура возвращаются, движение институционализируется или же распадается и его члены растворяются в окружающем структурном порядке»³³³.

«Личный человек» товарищ Пашинцев организует «Революционный заповедник имени всемирного коммунизма», чтобы гореть «отдельно от всего костра» и «хранить революцию в нетронутой геройской категории»³³⁴. Чевенгурские пролетарии живут сами по себе, отвергая все директивы сверху — «Это нас не касается, это для отсталых уездов»³³⁵. Чевенгур становится заповедником чистой революционной стихии, до которого еще не дотянулись ни армия, ни власть, ни порядок. Все решения принимаются не умом, но «чувством» («мысль у пролетария действует в чувстве, а не под плешью»³³⁶). Вот так, «чувством», принимается и план построения коммунизма в одном отдельно взятом уездном городе. Естественно, этот план включает в себя зверское массовое убийство. Потому что темные силы нас злобно гнетут, и лишь ликвидировав как класс всю остаточную сволочь, можно войти в обновленный мир. Уничтожение абсолютного врага («наш последний и решительный бой») — неотъемлемая часть архетипа светопреставления. В христианской традиции эта итоговая бойня именуется Армагеддоном. Новейшими модификациями этой архетипической идеи стали российский коммунизм и немецкий национал-социализм. Вот что пишет о них Норманн Кон в книге с весьма красноречивым названием «Фанатики Апокалипсиса».