Монсегюр и загадка катаров

Однако манихейство — не только гармоничный синтез маздеизма, буддизма и христианства: это еще и гнозис, потому что все основано на Знании. Нельзя обрести спасение, не познав. Нельзя «умереть дураком». Вот «волшебное слово» этой доктрины, претендующей на высокую интеллектуальность. К тому же единственная настоящая проблема, вместе с тем самая трудная для решения, — это проблема соединения божественной частицы, иначе говоря — души, с телом, каковое представляет собой порождение земного мира, в свою очередь творения Демона и первопричины существования Зла. Так снова появляется понятие абсолютного дуализма.

На самом деле учение Мани исходит из существования двух начал, которые не были порождены, которые вечны и равноценны, — Добра и Зла, чьи простейшие образы — Свет и Тьма. Но за этими словами вырисовывается намного более прямое утверждение: Бог есть Добро, а Материя — Зло.

Тут-то и начинаются трудности. По видимости все просто. Так вот, если внимательнее взглянуть на святого Августина, который долго был манихеем, прежде чем обратиться и вступить с манихейством в борьбу, дело обстоит несколько иначе. В своем трактате «Против Фауста» он приводит воображаемый диалог между ним и манихеем Фаустом Милевским. И в этом диалоге Фауст утверждает, что в учении Мани есть только один бог: «Это правда, что мы знаем два начала, но только одно из них мы называем Богом; второе мы именуем гиле, или материей, или, как чаще всего говорят, Демоном. Так вот, заявляя, что тем самым мы вводим двух богов, вы также заявляете, что врач, рассуждающий о здоровье и болезни, вводит два „здоровья“, или философ, говорящий о добре и зле, изобилии и бедности, утверждает, что существует два „блага“ и два „изобилия“».

Эта речь замысловата, но в ней несколько раз утверждается, что манихеи, признавая существование двух несотворенных начал, верят в существование единственного Бога. Весь вопрос в терминологии, а противники манихейства не всегда хорошо понимали эту терминологию, что можно сказать также о позднейших инквизиторах и богословах — противниках катаров.

На самом деле идея существования единственного Бога не исключает существования двух несотворенных начал. Зло, оно же Демон, оно же материя, — это в действительности утверждение, противоположное Добру, нечто вроде Небытия, противопоставленного Бытию. Два этих начала содержатся в единственном Боге, но это только начала, а не божества. И к тому же Зло не более чем отрицание Добра или, скорее (это утверждение вновь появится в катаризме), Зло есть отсутствие Добра. Трудность состоит в том, чтобы узнать, почему Бог иногда может отсутствовать. Но в этой формулировке нет ничего, что могло бы шокировать ортодоксального христианина, давно привыкшего слышать о муках ада, то есть абсолютного Зла, в которых навеки отсутствует Бог, то есть абсолютное Добро. Опасность состоит в том, что в этом направлении можно зайти очень далеко и не без оснований, если следовать манихейской логике, заявить, что Бог может намеренно держаться в отдалении от чего-то и своим отсутствием провоцировать Зло. По сути такова позиция святого Августина, которую позже в обостренной форме переймут Кальвин и Янсений.

Разумеется, это манихейское учение не могло передаваться в таком виде: некоторые вещи здесь могли бы понять только философы. Его надо было распространять в виде образных историй и придать мифу такую форму, какую способен постичь средний ум. Поэтому манихейство выражалось через посредство элементов, имевших мифологическую внешность. Если Добро и Зло — два противоположных начала, они не могут жить вместе и, значит, находятся в областях, отделенных друг от друга. Видимо, поэтому Добро поместили на севере, или сверху, а Зло — на юге, снизу. Это всего лишь заимствование традиционного изображения небесного рая и подземного ада.

Но такая локализация, несмотря на всю ее символичность, приобретает странный смысл, которого определенно не предвидел Мани и к которому вернулись идеологи, вдохновляемые целями, далекими от чистого богословия. На самом деле Мани и его ученики утверждали, что «Отец Величия», «Царь Рая Света» обитает на севере, наверху. Что касается «Князя Тьмы», то он — на юге, внизу. Экзегеты XX века, вдохновляемые расистскими теориями и ослепленные северной мифологией со всеми ее соответствиями белизны и чистоты, не преминули обратиться к манихейским сюжетам, особенно рассуждая о катарах и поиске Грааля. Может быть, «северяне», спешившие (и все еще спешащие) в высокогорную долину Арьежа, на Монсегюр и в Разе, — манихеи?