Monster in me (СИ)

Мин отталкивает Намджуна и идет к лифту. После того, как дверцы лифта закрываются, скрывая за собой Мина, альфа возвращается в квартиру. Кисуму он ничего объяснять не должен. Кисум, в отличии от этой истеричной омеги, все знает и понимает. Он молча одевается, легонько касается губами щеки альфы и выходит прочь. Где-то глубоко внутри альфа понимает, что поступает как мерзавец. Что, по идее, надо бы догнать Юнги и как-то сгладить последнюю сцену. Но Мин заебал выбешивать. Даже то, как он дышит, бесит. Мало того, что, трахая Кисума, Намджун представлял его, все никак не мог стереть этот блядский образ перед глазами, так он еще умудряется и заявиться. У альфы голова раскалывается. Он идет в душ, задергивает шторы и валится спать.

Но Юнги в ту ночь так и не засыпает. Ворочается на постели, материт в душе альфу и придумывает план, как пробраться в офис, и как достать информацию. Это все уже становится невыносимо. Последняя встреча добивает. Хочется уже избавиться от этой следующей по пятам боли. Хочется перестать видеть Намджуна, перестать о нем думать. Надо заканчивать весь этот фарс, следовательно, нужно добыть для Ли все, что он хочет, и исчезнуть. Ревность и обиду Юнги закапывает. Больше никаких страданий и издевательств над собой. Не из-за этого альфы. Все.

***

На следующий день Мину идти никуда не хочется. Да и сил нет. А вечером приходит Намджун. Перекидывается парой слов с охранниками, пока Юнги сидит на диване и изображает, что ему вообще без разницы, пришел альфа или нет. Намджун опускается рядом, перехватывает омегу поперек талии и сажает на колени. Зарывается носом в волосы, гладит спину, и даже сквозь футболку кажется, что пальцы Кима оставляют открытые и пенящиеся ожоги на коже.

— Перестал злиться? — спрашивает Ким почти нежно, проводит пальцами по чужим губам.

— Я и не злился, — тихо отвечает Мин и медленно тает в сильных руках.

Целует сперва робко, а потом все смелее, тянет в спальню. В объятиях Намджуна хорошо, безопасно. Хотя, как это и не иронично, опасность представляет именно сам Намджун. Юнги отдается полностью, без остатка. Льнет, просит, сам целует, сам притягивает. Выдыхаясь, так и засыпает в кольце татуированных рук. Намджун не спит. В комнате очень тихо. Альфа слышит только размеренное чуть тяжелое дыхание Юнги и чувствует, как он иногда вздрагивает во сне, ломко хмуря аккуратные брови. Намджуну тяжело. Он невесомо прикладывает руку к чужой груди, прижимает пальцы сильнее, ощущая под ладонью глухое биение разодранного собственными стараниями сердца. Оно сшибает в голове раз за разом выстраиваемые друг на друге заслонки: Юнги хрупкий совсем и такой уязвимый сейчас, что кажется, будто одно неправильное движение, одно неосторожное касание – его размажет по всему периметру уродливым кровавым крошевом боли, и это, черт возьми, замкнутый круг из бесконечного потока отдачи в глазах Мина, из гребанного едва ли не безграничного доверия, из любви этой детской – все для него, но Ким не знает, чем он это заслужил. И завернутая сотнями узлов бесконечность не позволяет больше отвернуться, отказаться – только бежать по острым алмазным граням, осознавая каждый пройденный миллиметр. Без Юнги нельзя. Он – беззвездный космос, темнота, которая оплетает собой, притягивает, сшивается тонкой никотиновой дымкой через каждую клеточку, через каждый нейронный импульс, через кровь и по всему телу, просто не оставляющий выбора между желанием любить и обладать. Он – безумие. А безумие – это монстр Намджуна. Он любуется подрагивающими ресницами, осторожно, чтобы не разбудить, очерчивает лицо омеги пальцем и думает о том, как же он все-таки проебался. Он, в конце концов, не герой любовных романов, который влюбляется в шлюху, принимает эту любовь, и живут они долго и счастливо. Да и не может он влюбиться в шлюху. Сколько таких у него было? Всех привлекают деньги и власть. Но их Намджун сразу вычисляет и условия ставит соответствующие, а с этим омегой ошибается все время, и мысль эта терзает каждую минуту суток. Но с ним невыносимо хорошо. Просто когда он рядом. Будто так и должно быть, будто Мин Юнги это его личное успокоительное, но в то же время именно он же и доводит альфу до предела. До той самой опасной грани, перейди которую, и назад не вернешься. Его можно купить, и альфа покупает. Юнги будет принадлежать ему всегда. До последнего его вздоха. Он вряд ли станет кем-то больше. Он будет жить в его доме и засыпать на его постели. «Этого монстру должно быть достаточно», — думает Ким и наконец-то засыпает.