Монстр

Майра сбросила рюкзак у двери квартиры и двинулась по лестнице наверх, не дожидаясь ответа. Джун покорно поплелся за ней, недоумевая: что такого должно было произойти, чтобы Майра настолько расстроилась? Неужели Сонми все-таки вывела ее из себя? После разгона демонстрации она была сама не своя, запиралась в комнате и подолгу сидела там, не выходя даже поздороваться с заглянувшим в гости Джуном. Но к странному поведению Сонми Майра привыкла как никто другой. Тогда зачем им переезжать? Может, в квартире завелись какие-то паразиты? Считая взглядом пыльные сгелитиевые ступеньки, Джун так и не смог найти вариант, способный объяснить все и сразу.

Наконец Майра опустилась на холодный пол последнего, технического этажа. Джун нетерпеливо сел рядом – и в бледно-голубом неоновом свете, проникающем через дырявую крышу, увидел, что Майра беззвучно плачет. Существовала одна-единственная причина, которая могла вызвать эти слезы.

– Как она? – севшим голосом спросил Джун.

– Не очень, – сказала Майра после недолгого молчания, вытирая щеки тыльной стороной ладони. Неверный наружный свет то вспыхивал, растворяя ее веснушки в неестественной белизне кожи, то гас, возвращая их обратно. – Она больше, – Майра горько усмехнулась, – не делает свой дурацкий лимончелло. Вчера уронила колбу – нам пол проело, и еще полдня тухлятиной из комнаты несло. Тот чертов митинг сломал в ней что-то, Джун. Теперь она только и твердит, что о борьбе, о поиске более действенных способов… и это, как видишь, не заканчивается разговорами.

Слушая прерывистый рассказ Майры, Джун чувствовал знакомый озноб. Сонми решила продолжать борьбу. За абстрактных кинетиков, за Майру или за собственных тараканов – это было уже не так важно, как сам факт. Она приняла это решение, и катастрофа оказалась неизбежной. И Джун был причастен. Он захотел сопровождать Сонми на демонстрацию. Он помогал ей раскрашивать чертовы этикетки, лишь бы поддразнить Майру. Он до последнего поддерживал, хоть и пассивно, желание Сонми вылезти из своего кокона в мир… и этот мир изменил ее.

С одной стороны, Джун не мог не считать эти перемены хорошими – социализация Сонми всегда была больной темой. А с другой, глядя в воспаленные глаза никогда на его памяти не плакавшей Майры, Джун не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы Сонми после разгона Друзей просто вернулась домой, заперлась в своем мире синтезированных коктейлей и мультиков, постеров на окнах и плохого капучино. Возможно, так было бы лучше. Для Майры. Для него.

Но было бы это лучше для самой Сонми?

– В общем, – заключила Майра с горьким смешком, – мы уходим, чтобы присоединиться к той части «Друзей кинетиков», что не слились после разгона, а решили продолжать… но уже в качестве «Врагов Гармонии». Название пока неофициальное, – она закатила глаза.

– Ты пыталась ее переубедить?

Глупый вопрос: Джун понял это, стоило только словам прозвучать в давящей тишине. Но Майра даже не одарила его скептическим взглядом.

– Это невозможно, – обреченно шепнула она.

Джун всегда знал, что у его язвительной, боевой и ничего не боявшейся подруги есть только одна слабость – Сонми. И теперь он видел, что́ эта слабость делает с ней.

– Она сказала, что никуда не поедет со мной. – Голос Майры вдруг стал совсем тонким, а в глазах заблестели новые слезы. – Я не хочу ее потерять… Понимаешь, Джун, важнее нее у меня нет никого…

Джун онемел от этого признания. Некоторые вещи, даже если ты вроде бы о них подозреваешь, обретают настоящую силу, лишь воплотившись в слова. И эта сила оглушила его, парализовала, сдавила горло так, что даже при желании он не смог бы выжать из себя и слова. Майра издала сдавленный смешок.

– Наверное, сейчас самое время, да… – Она зябко поежилась, хотя куртка была теплой, и сунула руки в карманы. – Жаль, с нами сейчас нет той бутылки из твоего Логова…

Джун не успел даже удивиться, к чему она это упомянула.

– Когда-то у меня был спонсор, – начала Майра. Каждое слово было ядом, который она старалась поскорее выплюнуть. – Его назначили взамен старому, когда тот умер. Потом я поняла, что новое назначение было не совсем законно. Мать заключила с ним сделку. Мой новый спонсор обеспечивал ей безбедное существование с ее очередным придурком. А взамен, – ее лицо вдруг стало пустым, как полотно для трансляции рекламы, – он мог воплощать все свои больные фантазии с двенадцатилетней девочкой.

Джун дернулся, но с трудом заставил себя успокоиться. Молчать. Слушать.