Монстр

Аня мотнула головой, нервно поглядывая на стену над лавкой, где совсем недавно зашивала рану Кайтен. Джун проследил за этим взглядом и увидел в решетке сгелития брешь. Видимо, отец Хавьер залатывал ее до его прихода.

Не говоря ни слова, он закинул лямки рюкзака на плечи и пальцами отогнул столько чешуек, сколько смог. Внутри находилась бронированная кабина лифта-сейфа; куда-то вбок уходили металлические рельсы шахты, по которой он мог передвигаться. Джун нахмурился, раздумывая, как можно вычислить точку отправки сейфа с содержимым, как собрать дрона, способного блуждать по скрытым в стенах Цитадели транспортным лабиринтам, отправляя сигналы на одну из машин Логова… Размышления захватили его ровно до момента, пока он не вспомнил: по другую сторону этой шахты – Гармония. И Гармония раздавит его, несмотря на всю его браваду и кое-какие мозги. Он был слишком слаб, чтобы победить в этой войне.

Джун нащупал в чугунной дверце сейфа небольшое углубление и даже на ощупь без труда угадал его форму. Магнитный ключ в форме собачьей пасти заставил что-то внутри сейфа утробно защелкать, а затем он распахнулся, демонстрируя Джуну стопки обернутых пленкой коробок с ампулами.

Он медленно выдохнул, прежде чем обернуться к Ане. Ее глаза испуганно блестели за тонкой поволокой слез.

– Есть какой-то мешок? – спросил он. Рюкзак, отобранный у кинетика, был забит.

Аня поспешно вытащила из-под лавки бесформенную сумку с ручками – в такие она собирала вещи, принесенные в церковь теми из прихожан, кто имел возможность жертвовать что-то для других. Сумка оказалась великовата, но не было времени привередничать. Джун забросил внутрь капсулы, обернул их несколько раз колючей серой тканью и сунул под мышку.

Нижняя губа Ани дрожала, лоб жалобно сморщился. Прежде чем вернуться в центральный зал, Джун посмотрел на нее с сожалением. Вряд ли ей, почти совсем ребенку, нравилось то, чему способствовал ее опекун… или отец. Вряд ли это никак не сказывалось на ней.

– Лучше уходи отсюда, Аня, – выдавил он. – В центр самоопределения. Там о тебе позаботятся. Найдешь друзей, получишь нормальную работу, как-нибудь устроишься. Тебе не нужно прозябать здесь с этим фанатиком и его извращенным пониманием добра. Если кто-то из неравнодушных узнает, чем он промышляет, от вашей церкви и чешуйки не останется.

Когда он вернулся в зал, отец Хавьер уже поднялся на ноги. Его нос распух, руки были красными от крови, продолжавшей струиться из обеих ноздрей.

– Если ты думаешь, что сможешь остановить этот процесс… – начал он, слегка гнусавя, но Джун прервал его невеселым смешком.

– Ну я же не дурак, – покачал он головой. – Просто заберу всю партию праймина себе. Может, удастся продлить парочке неудачников их агонию.

Отец Хавьер ухмыльнулся, вновь напомнив Джуну о схожести их чувства юмора. А затем внезапно подступил к Джуну практически вплотную. Тот отшатнулся было, но рука священника удержала его за предплечье.

– Твоя подруга в опасности, – тихо сказал отец Хавьер. – Девушка с искусственным глазом.

– Что? – Смена темы оказалась неожиданной.

– Ее протез делает ее мишенью для одного человека. Я думал, для него все это в прошлом…

– Что не так с ее протезом? – насторожился Джун. Тревога нарастала.

– В его радужке находится информация, которую мой бывший наставник собирается заполучить. Поэтому, если эта девушка тебе дорога, постарайся сделать так, чтобы она исчезла отовсюду, где может быть замеченной.

Хавьер разжал пальцы и отступил. Джун понял, что священник не намерен сообщать ему какие-либо подробности: возможно, боится гнева того самого человека, из-за которого когда-то добровольно ушел из дополненности. Мог ли тот наставник быть хуже, чем Хавьер сейчас? Определенно, если речь шла о безопасности Кайтен.

Следовало связаться с ней как можно скорее. Но прежде…

– Зачем вы мне это рассказали? – прищурился Джун.

– Потому что ты… – отец Хавьер развел испачканными кровью руками. – Потому что ты хороший мальчик, Джун. Мне жаль, что я не оправдал твоего доверия, но… в противном случае я не оправдал бы своего.

Джун вскинул брови. Чего он ждал? Понимания? Прощения? Заверения, что ничего страшного, с кем не бывает, иногда ты просто делаешь свой вклад в совершение геноцида – и не можешь остановиться?

– К черту вашу жалость, отец Хавьер, – отчеканил Джун и, окинув прощальным взглядом ряды обшарпанных стульев, небольшую кафедру и переход в подсобные помещения, где все еще маячила Аня, двинулся к выходу.

Переступив через парня-кинетика, он вдруг остановился и обернулся. Отец Хавьер не двигался с места, продолжая ловить ладонями капли крови из разбитого носа. Несколько капель уже алели на полу у его ног. Священник неотрывно смотрел на Джуна.

Джун не понимал, почему оказалось так легко принять, что и эта часть его жизни растворяется в темноте. Возможно, потому что теперь его одиночество казалось полным. Было какое-то извращенное удовлетворение в том, чтобы осознавать это сейчас.