— Простите, я не знала, что еще сделать, — она виновато посмотрела на Маркуса, потом перевела взгляд на меня. — Я хотела рассказать тебе вчера, но никак не могла поймать момент. Сначала меня нагрузили этими исследованиями, а потом ты была то с Антуаном, то с Бертом, то вообще исчезла…
Она подошла к нам ближе, не зная, кому отдать ребенка. Он был еще совсем крошечный, должно быть, родился недавно. Маль держала его очень аккуратно, а меня словно парализовало. В глубине души я не чувствовала права брать его на руки.
К счастью, Маркус и в этом аспекте оказался не из пугливых. Не сразу, но он шагнул вперед, подставляя руки. Маль аккуратно передала ему ребенка, тихо уточнив:
— Это мальчик. Лина назвала его Коннором. — Она бросила на меня быстрый взгляд. — В честь твоего отца.
Оказавшись на руках Маркуса, маленький Коннор все-таки заплакал, выражая свое недовольство происходящим. Едва ли он осознавал это самое происходящее, но наверняка чувствовал, что он в чужом месте с чужими для него людьми. И без мамы.
Я осторожно перевела взгляд на лицо Маркуса и не удержалась от улыбки. Вечно хмурый и чем-то недовольный, небрежный и брутальный гибрид человека и хамелеона еще никогда не представал передо мной таким растерянным, но счастливым. Я вспомнила, что прежний Маркус Фрост всегда с особым вниманием и заботой относился к детям, втянутым в наши расследования. И, наверное, в этот момент я понимала, почему в самом начале он был готов принести меня в жертву ради спасения Лины и ребенка. Я впервые видела, как он вполне искренне улыбается, покачивая на руках ревущего младенца.
— Ну, здравствуй, Коннор, — тихо поздоровался он. — Вот и встретились. А ты выглядишь совсем нестрашным. — Он бросил на Маль тяжелый взгляд исподлобья. — Совсем не похож на монстра.
Та смущенно опустила глаза, а потом посмотрела на меня.
— Похоже, сыграли те двадцать пять процентов вероятности. Ребенок в большей степени человек, чем хамелеон. Ближе к родам Лины мы это уже знали. Он унаследовал способность к регенерации и был выношен быстрее, чем обычные человеческие дети. Он гибрид, но… — она нерешительно улыбнулась. — Не больше, чем Лина после операции. Возможно, трансплантация и перелом в ее природе благоприятно воздействовали и на него.
— Почему Антуан все это скрыл? — задала я вопрос, который мучил меня больше всего. — Я понимаю, почему он скрыл это от руководства, но почему — от нас? От меня, от Маркуса?
Маль заметно помрачнела и пожала плечами.
— Не знаю, Нелл. Сама не понимаю. Я видела, как он уверенно отвергал все твои доводы в пользу сохранения ребенка, но потом с удивлением узнала, что он решил все-таки это сделать в обстановке тотальной секретности. Уже после родов Лина рассказала мне, что он заключил с ней сделку: она навсегда отказывается от возможности видеться с тобой и Маркусом, избегает Корпус Либертад, а он взамен сохраняет ее ребенка и дарит ей новую жизнь.
— Очень странная благотворительность, — заметил Маркус. — Совсем не в духе Корпуса.
Я только сейчас обратила внимание на то, что ребенок за это время почти успокоился, словно каким-то волшебным образом понял, что Маркус ему не чужой.
— Может быть, он просто тоже дрогнул? — предположила я. Мне не хотелось думать, что у Антуана были какие-то скрытые мотивы. — Решил сохранить ребенку жизнь, помочь Лине, но боялся, что чем больше людей будет знать правду, тем больше вероятность, что она дойдет до руководства. Он ведь в этом случае рисковал больше других. А так он сделал вид, что Лина больше не является источником опасности, сосредоточил все внимание на Маркусе, но зато дал ей шанс на нормальную жизнь.
Я поймала на себе взгляд Маркуса, который красноречиво объявлял меня наивной дурочкой, ищущей людям оправдания. Но что хуже, Маль тоже не выглядела убежденной моей версией.
— Знаешь, это было бы здорово, — протянула она, — но это не похоже на правду. Я все это время наблюдала за Антуаном. Он не выглядел как человек, у которого сердце дрогнуло. Мне иногда казалось, что он на них обоих смотрит… с отвращением.
— Почему ты не сообщила ему о гибели Лины? — спросил Маркус.
Я снова покосилась на него, про себя отмечая категорическое несоответствие строго тона и общего облика. Все-таки мужчина с ребенком на руках смотрится неприлично мило. Однако в выражении его лица и голосе не было ничего милого, и от этого диссонанса кружилась голова.
Маль скрестила руки на груди и прошлась по комнате, тяжело дыша и хмурясь. Я видела, что она не знает, рассказывать нам всю правду или нет. Что-то очень пугало ее.
— Маль… — позвала я.
Она вдруг остановилась, прикрывая глаза, и выпалила: