В его подземной «квартире» ничего не изменилось, словно она все это время ждала его возвращения. Кто-то даже успел смахнуть с мебели пыль, вероятно, пока мы ехали.
— Дом, милый дом, — пробормотал Маркус, проходя внутрь.
— Это временная мера, — заверил его Антуан. — Нам нужно время разобраться в тех материалах, что принес с собой Берт-из-будущего.
— А они не исчезли? — поинтересовался Маркус, не оборачиваясь.
Он стоял посреди маленькой гостиной, обводя взглядом помещение.
— Нет, — лаконично ответил Антуан, собираясь уходить.
Он вопросительно посмотрел на меня, безмолвно спрашивая, иду ли я с ним.
— Позвольте мне остаться, — тихо попросила я, сама толком не понимая, ради чего я прошу запереть меня в этом подвале вместе с Маркусом. Просто, как и в прошлый раз, я не могла уйти.
Антуан лишь кивнул и распахнул дверь. Я торопливо коснулась его плеча, заставляя задержаться.
— Простите меня. За все мои подозрения. И обвинения.
Он оглянулся через плечо. Взгляд его казался печальным и уставшим. Он снова молчаливо кивнул, давая мне свое прощение, и скрылся за дверью. Тихо клацнул замок, отрезая мне путь к отступлению.
Я повернулась к Маркусу. Тот уже стянул с себя дырявую и перепачканную в крови рубашку, бросил ее на пол и теперь рассматривал разукрашенное синяками и кровоподтеками тело в небольшое зеркало, висевшее на стене.
— Все в порядке? — встревоженно спросила я. — Что-то оно долго заживает.
— Чем масштабнее повреждения, тем больше времени нужно на восстановление, а организм в первую очередь восстанавливает то, что важнее. То есть внутренние органы. Ранение разрывной пулей, дополнительный вес сверху при падении и еще одно пулевое ранение усугубили ситуацию, но скоро я буду как новый.
— Поверю тебе на слово, — с сомнением пробормотала я, подходя ближе и с трудом удерживая себя от того, чтобы коснуться сине-черного бока, который на моих глазах становился все лучше. — А откуда ты все это знаешь?
Он безразлично пожал плечами, встречаясь со мной взглядом в отражении.
— Рантор исследовала границы наших возможностей, чтобы знать наверняка, на что мы способны.
— Ты хочешь сказать, что уже прыгал с крыши семиэтажного дома?
— Прыгал — это громко сказано. Падал, причем не совсем по своей воле, — пояснил он. — И не только это. Хорошо еще, что какая-нибудь шальная пуля не отстрелила мне палец или кисть целиком, — он криво усмехнулся. — Это не очень приятно: отращивать заново конечность. И больно, и выглядит мерзко. И уходит на это несколько дней.
Меня передернуло. Это было еще одно маленькое откровение о том, что происходило в лаборатории с ним и Линой. И от мыслей об этом становилось дурно, поэтому я прогнала их.
— Ладно, я пойду в душ, а ты езжай домой, — велел Маркус. Видимо, он не понял, что я уже не могу выйти. — Не думаю, что в ближайшие несколько часов будут приняты какие-то решения, а тебе нужно отдохнуть и выспаться.
— День только начался.
— Но ночь у тебя была больно короткой. А утро чересчур насыщенным. Думаю, Антуан поймет.
— После всего, что я ему наговорила? — Я нервно усмехнулась. — Сомневаюсь.
— Тогда иди работать, — вздохнул Маркус и исчез за дверью ванной комнаты.
«И оставь меня в покое» осталось непроизнесенным.
Но даже если бы он прямо сказал это, я бы не ушла. Во-первых, у меня не было ключа. Во-вторых, после всего я панически боялась оставить его без присмотра. Боялась, что кто-то еще примет страшное и чересчур поспешное решение. Может быть, даже он сам. А я не могла этого допустить. Не могла потерять и его тоже.
Я поняла это там, в помещении под самой крышей, когда Берт целился в него, собираясь убить. Я не знала, кого люблю в нем: того Маркуса, которого знала прежде, или того, кем он стал. Или их обоих. Я знала только, что не переживу еще одного прощания и сожалений о том, на что так и не решилась. Поэтому я не собиралась уходить.
За дверью послышался шум льющейся воды, а я включила чайник, собираясь заварить чай. Долго смотрела на него, прислушиваясь к звукам из ванной и прокручивая в голове все события, все эмоции и все разговоры этого утра. Казалось, оно началось целую вечность назад.
В результате, когда чайник щелкнул, выключаясь, меня уже не было на кухне. Я стояла в ванной, которую Маркус по привычке — он ведь жил один — не запер. Нас отделяла только тонкая занавеска, и я гипнотизировала ее взглядом, медленно расстегивая пуговицы собственной рубашки.