Монструм

Лэстрада перестала выжигать мой осколок, когда от него остался лишь еле заметный огонек. Она уронила сферу на пол, и та едва не разбилась. По стеклу пошла трещина. Я в отчаянии смотрел, как она разрасталась, но тут уверенность наполнила мое сердце.

Заоблачница подняла урну и вопросительно посмотрела на меня.

– Что ты делаешь? – спросила Лэстрада, когда я потянулся здоровой рукой к поясу. – Все кончено с того мгновения, когда ты подселил в себя мертвеца.

Мне показалось, что это уже когда-то происходило. Я на полу перед Лэстрадой, понимаю, что умру, и единственное, что можно сделать, – пресечь множество смертей.

– Все это чего-то стоило, – в полубреду ответил я. – Даже если ты полностью сожжешь мне память и уничтожишь личность.

Лэстрада сощурилась.

– Красивые слова, протектор. Только смысла они уже не имеют. Я не позволю тебе еще раз попытаться так бессмысленно убить Антареса.

– Свет прекрасно справлялся без него множество Генезисов. Справится и еще вечность.

Она открыла крышку урны и изумленно округлила глаза. Я выдал вымученную улыбку, доставая спрятанную в поясе сферу.

Лэстрада и шагу ступить не успела, как я разбил сферу об пол.

Грохот. Ярчайшая красная вспышка заполонила пространство. Она затмила все вокруг, ее свет ослеплял. На пару мгновений мир смолк. Идеальная тишина. Я и Свет. Боль в плече исчезла. Похоже, Свет Антареса убил меня, сжег дотла. Я чувствовал такую легкость во всем теле и голове, что и не сомневался в этом. Подвеска-звезда засияла, как второе солнце. Красный свет переливался, точно живой. Он окружил меня, и я просто протянул к нему руку. Казалось, кто-то обхватил ее в ответ. Неизвестный словно хотел вытащить меня, спасти. И я позволил.

Все сжалось, а затем взорвалось. Кровь нагрелась как пламя, и в душу обрушились раскаленные потоки. Огонь обжигал сердце и легкие, но вместе с тем я почувствовал нахлынувшую мощь, пробиравшую до самых костей. Мысли прояснились, точно кто-то открыл окно, впуская свет в мой темный мир.

* * *

Пол под ногами дрожал, красные огни метались вокруг, но теперь они вырывались не из сферы. Они исходили от меня.

– Невозможно! – раздался сбоку ужасающий крик Лэстрады. – Этого не может быть, это вне законов Эквилибриса!

Стоя на твердых ногах, я в оцепенении перевел на нее взгляд, только начав осознавать произошедшее. Переполнявшая меня сила говорила сама за себя.

– Как тебе удалось сделать это еще раз?! – вскричала заоблачница.

Она отступила от мечущихся вихрей Света и, крепко сжимая трезубец, смотрела на меня с необузданной яростью.

– Ты! Как ты можешь нарушать законы Вселенной?!

Я изумленно уставился на свои ладони, залитые красным сиянием. Боль в плече и в теле исчезла, как и ожоги. Такой ясной головы у меня давно не было. Будто все обновилось и теперь я смотрел на мир другими глазами.

– Антарес… – вырвалось у меня.

Внезапно огонь в груди загромыхал как второе сердце. И тогда я окончательно понял, чтὀ натворил.

Но у меня было три осколка, потрясенно подумал я, будто обращаясь к самому Верховному. Как я смог слиться с еще одним?!

Внезапно Лэстрада собралась и, преисполненная гнева, овеялась темным дымом.

– Я убью тебя, монструм, – прорычала она. – Я заберу вашу душу!

Дым отступил от нее, обнажая легкую, но устрашающую золотую броню. Цвета Света полностью исчезли из облика Лэстрады. Осталась лишь черно-золотая всепоглощающая Тьма. Клубившаяся вокруг дэларши мощь, порождаемая душой, поражала. Я никогда не видел столько Тьмы в одном месте. Квинтэссенция мглистой черни отделялась от ее тела, кружила по воздуху, напоминая длинных черных змей, скалящихся, как острозубые рыбы из глубин океана.

Дэларша сорвалась с места. Я увернулся, и лезвия трезубца ушли глубоко в пол. Новая атака пришла из черного манипуляционного круга. Огромный сноп Тьмы вырвался из него и прожег основание стоявшей рядом со мной колонны. Тяжелая колонна со страшным грохотом упала на пол, раздробив каменные блоки. Не отскочи я влево, оказался бы придавлен ею. Во все стороны разлетелись свечи, и в воздухе повисла плотная завеса пыли. Из нее, не давая мне опомниться, выскочила Лэстрада с перекошенным от злобы лицом. Ее трезубец был устремлен на меня.