Читаем Монстры полностью

Завалило так, что обойти можно сбоку, невысоко забираясь по пологому травянистому склону. Вот уже и внятную тропинку протоптали сторонкой многочисленные босые, обутые и полуобутые ноги. Под стволом же замечаются разные двупалые и трехпалые следы промелькивающих в обе стороны ведомых и неведомых тварей. Отпечатки неведомых особенно крупны и не сразу идентифицируемы – то просто гигантская вдавлина, то словно протащили волоком нечто тяжелое и корявое, оставляющее глубоко врезанный след в рассыпчатой желтоватой почве. Следопыты останавливаются. Всматриваются. Покачивают лысеющей головой. Оглядываются. Вздыхают и бредут дальше, бормоча что-то невнятно-утешительное себе под нос.

Детишки же в коротких штанишках на лямочках и шустрая легко одетая молодежь – те норовят перебраться поверху, прямо по стволу некими такими акробатическими возбуждающими кульбитами. А спортсмены-бегуны: Да какие тут спортсмены? Это вам не город с его застоявшимся населением и культом здорового, но уже давно испорченного и не подлежащего никаким исправлениям тела. Здесь поселяне все больше по огородам, да по грядкам – вовремя посадить, вовремя окучить, прополоть, подкормить, полить, собрать, просушить, сохранить. Засолить. Заквасить. Потушить, поджарить на подсолнечном масле, да и скушать под жаркую выпивку, крикливые песни, тяжелые многозначительные разговоры и простое неизбегаемое битье все выдерживающих и лишенных мелкой мышечной пластики и мимики лиц.

А жара стоит долгая. Такая долгая, что воды из единственного, заметно оседающего к середине лета прудика не натаскаться. Да и тот вскорости оскудевает. Тогда на дне его обнаруживаются совсем неожиданные вещи. Вот корова тетки Васьки пропала. Думали, в пруду. Однако повысох пруд, а коровы не обнаружилось – видимо, уж совсем в неведомую глубину ушла. Вроде бы слышали ее дикие крики, в то время как невидимые руки медленно и неотступно затягивали в глубину. Тащат, а она кричит. Так рассказывали. А по-моему, все проще – увели. Украли. Обычные воры и обычные их уловки да приколы. Хотя народ в округе все больше пожилой – пенсионеры, инвалиды, убогие да покалеченные. Они и населяют местные неказистые постройки.

Раньше тут неподалеку в полуразрушенном монастыре дом инвалидов располагался. Подобных полно было по всей стране после войны. Но этот, говорили, особый. Уж и вовсе глупости всякие поведывали. Рассказывали, будто из людей электричество пытались получать. Господи, да что из этих истощенных и полностью выпитых существ можно получить?! Тем более такую тонкую и мощную материю, как электричество! Дрянь какую из них – и ту не вытянешь. Правда, иногда над монастырем вспыхивало что-то, на мгновение неярко озаряя всю окрестность. А чему там было вспыхивать? В округе и по самым престижным дачам-то электричество подавалось нерегулярно – с утра до 11 и вечером после 8. Если и подавалось. А днем – зачем оно, электричество? Тогда никаких телевизоров-компьютеров еще не изобрели. Хотя, может, посредством этих исследований и хотели пополнить неумолимо нарастающий дефицит электричества, мудро, провидчески предвидя нарождения новых поколений техники и технологий, которым не обойтись без альтернативных дополнительных источников энергии. И вправду, чего они, инвалиды да калеки, даром хлеб государственный изводят? Хоть какая от них польза человечеству. Да и самим приятнее – все жизнь не зря прожита.

– Били их страшно, – качала головой Марфа.

– А зачем?

– Как – зачем? – дивилась она несерьезному вопросу. – Так ведь иначе от них ничего не получишь. Народ-то у нас знаешь какой? Подлец народ, – заключала она мрачно. – Люди большие тут старались. Все полковники. Из Москвы. Уж как били, страшно смотреть было. А все к пользе. Говорят, из этих калек какой-то чистый материал получали. Из нас с тобой не получится, потому как здоровые и тупые, – и так недоверчиво оглядывает собеседника. – А они, калеки, к Богу поближе. Из них вот чистый свет можно получить. – И после паузы. Хотя, конечно, что из них получишь? Говна чистого и того толком не выбьешь, – неожиданно заключала она и опять странно взглядывала на собеседника.

Но все это пустые выдумки. Вскоре убогих обитателей без всякого заметного электрического результата их мучений и вовсе перевели куда-то далеко на север ради, как говорили, пущей секретности. В монастыре же дом отдыха устроили. Некоторые, вроде Марфы, перешли на работу из дома убогих в дом отдыха здоровых и ублажающихся. Нормально.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия