– Тот, кто отправил ей это сообщение, скажет ей, когда она там окажется.
– А что, если это какая-нибудь уловка Стариков, чтобы выманить людей наружу?
– Ты или уже отказалась от этой мысли, или даже не рассматривала такой вариант. Если бы Старики что-нибудь такое планировали, Эхо учуяла бы это. Она чувствует их лучше, чем мы.
– А они не могли придумать, как скрыть свое присутствие?
– Не думаю. Я не могу притворяться, что понимаю их психологию, но не уверен, что к ним вообще можно применить такое понятие. Но когда я пытаюсь интерпретировать их «позицию», если это можно так назвать, мне кажется, что они относятся к людям с презрением. Возможно, они придают нам меньше значения, чем этим амебным рабам, которых они создали. Этим шогготам. Они считают себя непобедимыми на нашей планете, а возможно, и во всей вселенной, как я слышала когда-то давно. Они не станут прятаться или скрывать свое присутствие. Они не считают нас достойными противниками. В лучшем случае мы для них – всего лишь маленькие неприятности.
– Да.
Верн позволил образу чудовища с головой в виде звезды проникнуть в свой разум, а затем представил, как оно исчезает, прежде чем его эмоциональная температура успела повыситься. Но Верн разрешил себе запоминать все эти огромные башни и гигантские пирамиды с твердыми крутыми уклонами, всю эту запутанную гипергеометрию с почти невидимыми углами и многие другие образы. Они не привлекут внимания датчиков – ведь это всего лишь картинки существующих вещей, и на них может смотреть любое животное.
– Да, – повторил он, – мы для них всего лишь мелкие вредители. Но мы знаем, что у них есть враги, которые гораздо сильнее нас. Они боролись с Ктулху и одержали победу, затем потерпели поражение, а потом снова победили. Я слышал об этом давным-давно. Возможно, нас приглашают или вызывают, чтобы заманить в ловушку гораздо более грозного врага, чем человек.
– Но тогда этот сигнал был бы отправлен совершенно чужим для нас способом. Я не думаю, что Эхо смогла бы на него отозваться.
Верн снова посмотрел на сестру. Снаружи стемнело, а звук водопада будто бы стал громче. Эхо с ее серебристыми длинными волосами и фарфорово-бледной кожей почти светилась в тусклой пещере, как призрак. Она перестала пересыпать песок и стала собирать его в небольшие холмики, расположенные на равном друг от друга расстоянии. Насыпав пятый холмик, она остановилась и села, скрестив ноги и положив руки на колени. Она смотрела в сторону входа в пещеру.
– Что, по-твоему, нам делать? – спросил Верн.
– Сейчас пора спать. Может, ты разведаешь здесь что-нибудь еще. Может, когда Эхо уснет, она получит еще одно сообщение и оно будет яснее, чем этот набросок карты.
Верн ожидал именно такого ответа. Он решил, что благоразумие, вероятно, было их лучшей тактикой, но он боялся. Кто-то или что-то знало об их существовании. Они вели свою трудную жизнь так, словно Старики о них не знали. Они старались придерживаться четко установленного порядка, определенного поведения, которое не повысит уровень их эмоций и не вызовет необычную мозговую активность. Спокойствие было их единственным прикрытием. Если им придется отправиться в путешествие, Эхо может поддаться стрессу, который привлечет внимание. Но если преследователи приближаются, то у них не останется никакого выбора, кроме как кочевать с места на место.
В пещере было темно – отвратительная пятиконечная оранжевая луна не светила в небе – и Верн был за это благодарен. Обходя водопад знакомым, но едва заметным путем через скалы, он прошел немного вниз вдоль потока. Там он остановился и вдохнул ночной воздух, который холодел еще сильнее с наступлением осени. Он дрожал. Пестрое подобие халата, сделанное мамой из обрывков брезента, пластика и ткани, продувалось насквозь. Если не сказать больше. Он обхватил себя руками.
А потом ему послышался звук, отличный от обычных ночных шумов, – тонкий, высокий лай, далеко-далеко. Возможно, Старики выпустили в лес новое животное, какого-нибудь волка или тварь, которую создали сами.
Звук не повторился, и Верн решил, что у него слишком разыгралось воображение. Он повернулся и направился обратно в пещеру, где мама и Эхо уже должны были быть готовыми ко сну.
Несмотря на свои опасения, Верн чувствовал сонливость. И хотя сегодня он занимался физическим трудом меньше обычного, беспокойство истощило его психическую энергию. Он лежал несколько минут, прислушиваясь. Он точно знал, что мама не спала – наверняка обдумывала их разговор. Эхо спала, как всегда, хотя иногда Верн задавался вопросом, спала ли она когда-нибудь на самом деле, как это делали он, мама и Куинни. Куинни и сейчас спала, положив свою большую голову на такие же большие лапы.