Монстры под лестницей

Крик вырывается из груди, я ору что есть мочи, но в этом мире нет других звуков, кроме мерного капанья времени-воды. Нет других запахов, кроме зловония тлена. Нет надежды. Нет жизни. Я стою на краю и не знаю, что мне делать, где укрыться. Смотрю в черные провалы глаз гигантских кукол, ища спасения во тьме. Но и тьма не желает принять меня, она вырывается сотнями черных пятен, бесшумной стаей ночных птиц, которые рождаются от ветвей мертвых деревьев, выходят из потухшего сознания големов и питаются душами, полными страха.

Птицы кружат вокруг меня, вьют кокон из клювов и перьев, и золотым росчерком в разорванном разуме я читаю слова:

«Это место называют Вороний Погост. Может, от того, что тут полно черных птиц, а может, и нет. Есть одна история… О дубе, что растет через два мира, и черные птицы лишь его часть, способная летать с ветви на ветвь, с жизни на жизнь…»

Первая птица вонзается острым, как нож, клювом мне в плечо, вырывает кусок и уносится прочь, вторая делает то же самое. Боль столь велика, что перестает существовать, мир съеживается до точки, и эта точка горит янтарной искрой.

Я знаю, что птицы хотят добраться до нее, очистить от плоти, от костей, выпить мои слезы и кровь, а после и пожрать эту искру.

Я больше не чувствую себя, лишь безвольно смотрю на трепещущий огонек. Кап.

Если он погаснет, то ма не нужно будет жертвовать собой. Просто дай ему погаснуть.

Может, и так. Кап. Может, эти пляшущие слова верны… Но я не успеваю сдаться. Фиолетово-аквамариновая молния прорезает тьму, рвет клыками и когтями на куски, алые капли падают на черные перья, время останавливается, а в прореху бьет яркий свет, заставляющий меня зажмуриться.

Когда я открываю глаза, то стою в прачечной своего дома. А в зеркале всего лишь мое отражение. Мир вновь обрел звуки и цвет, а морок дурного сна-забытья рассеялся. Рядом со мной возится Атта. И чем больше я смотрю на него, тем меньше помню привидевшееся. Как часто бывает с дурным сном, стоит при пробуждении посмотреть в окно и отправить его к облачным китам. Киты расправляются с кошмарами на раз.

– Ма-а-кс? – протянул Атта и шлепнул по моему отражению в зеркале.

Я кивнул:

– Ага.

– Не ага! – возразил монстр, подскочил ко мне, вновь поднялся на задние лапы и шлепнул теперь меня своей лапой. – Ма-а-кс!

Я вновь кивнул, а мой новый друг сдвинул брови, глянул на меня как на полудурка и опять подскочил к зеркалу:

– Не Макс! – Атта оскалился. – Немакс!

– Ну да, – почесал я затылок, расшифровывая речь монстра. – Не совсем я. Мое отражение.

После я полчаса наблюдал, как мой монстр шлепал зеркало, крутился, вертелся, задирал лапы и корчил рожи. Мне было сложно понять, играет ли он, или пугает того, второго Атту. Не-Атту и Не-Макса. Но со стороны выглядело это крайне потешно. За это время я даже успел высушить феном промокшую одежду. Монстр был столь занят собой, что не обратил на жужжание никакого внимания.

Потеха так понравилась Атте, что утаскивать его пришлось силой. Пришлось даже подкупить юного нарцисса карманным зеркальцем, которое я отыскал в одном из ящичков тумбы. Маленькое, круглое, с узором в виде птицы, выложенным перламутром. Хоть в нем и помещался практически один глаз Атты, но монстр остался ужасно доволен.

– Атта! – сунул зеркальце мне в нос монстр. – Не-Атта!

– Нет, Макс! – засмеялся я, глядя на свою улыбку в отражении. – Не-Макс!

Атта насупился, заглянул в зеркальце и просиял:

– Не-Атта!

– Пошли, чудак, – протянул я руку моему монстру. – Есть дела.

– Есть? – погладил чистое брюшко Атта. – Хоррошие дела!

– Пока нет, – покачал я головой.

– Уже да! Есть!

* * *

Мы вернулись в мою комнату. Дом опустел: видимо, Кэр и Ви уехали за продуктами к вечернему пиру. Атта залез в платяной шкаф, продолжая развлекаться с зеркалом. А я сидел за небольшим столом у окна. Голова гудела, шею щекотало что-то похожее на позабытое слово – вертится на языке, но никак не складывается. Меня бил мелкий озноб, как бывало после ночных кошмаров, вот только я не мог припомнить, чего так испугался. Списав все на волнение из-за Атты, которого чуть не сгубила в стиралке Кэр, я попытался вспомнить подслушанный разговор мамы с Ви. Было в нем что-то, что не давало мне покоя и зудело каким-то секретиком… Незаметно я провалился в прошлое.

Комната растаяла и изменила свои очертания. Передо мной был дом, который мы покинули очень давно. Дверь открылась, и в проеме возник силуэт. Я видел маленького зареванного мальчика с фингалом под глазом и ссадинами на подбородке.

– Мам, папа же не уехал в экспедицию, – вытирая нос, спросил ребенок. – Он нас просто бросил?