Пока тюрьма спала, Луису Кардоне приснился сон, только вот он не был точно уверен, что это вообще сон. Луис снова видел большое Облако Оорта на самом краю Солнечной системы: туманную сферу, которая простиралась во всех направлениях и, казалось, уходила в бесконечность. Субъективно он видел его как черную дыру, которая проглотила пылающую, излучающую нейтроны массу звезды, но не смогла полностью переварить, а только удерживала в своем горле, как мерцающий колдовской свет. Объективно он знал, что Облако представляло собой медленно вращающийся хаотический водоворот планетарных фрагментов, льда, межзвездных газов и радиоактивных пыльных бурь, горячую печь комет, время от времени вспыхивающую струями сверхгорячей плазмы и лучистыми вспышками ионизирующего вещества. Все это медленно сжималось в паутине противоречивых, пульсирующих магнитных полей, которые сдавливали это, как субатомный кулак. Чем ближе Луис подходил к нему, попав в штопор гравитационного поля, тем больше оно выбрасывало сине-белых гейзеров взбудораженных атомов и горячего газа, похожих на щупальца, пытающиеся поймать его в ловушку. Он всмотрелся в Облако, заглядывая глубже в его анатомию, чем когда-либо прежде, прямо в само ядро кометы, изменяющееся свечение рассеивалось, открывая ядро за его пределами, которое было спиралевидным и невероятно черным, ультрахолодный морозильник абсолютного нуля, который не был мертв, но жил чем-то непристойным, неименуемым и невероятно злобным.
Что-то наблюдало за ним, космическое око абсолютной злобы.
И ненависти.
Затем его, казалось, оторвало от Oблака, втянуло во вращающийся вихрь белой материи с ослепительной скоростью, которая, как он знал, была близка к скорости света, если не превышала ее. Затем Луис оказался на свободе, падал... падал, как камень сквозь пространство, вращаясь до тех пор, пока ему не показалось, что его внутренности вылетят изо рта... и тут он открыл глаза.
Куган одной рукой прижимал его к койке, а Луис бился, мотая головой из стороны в сторону. На один безумный, сюрреалистичный кошмарный момент ему показалось, что это не его сокамерник, а огромный кристаллический паук, опускающийся на него.
- Успокойся, - сказал ему Куган. - Господи Иисусе, ты кричишь во сне.
Луис обмяк, учащенно дыша в озере пота. Он не мог перестать дрожать.
Внезапно вспыхнул свет, когда Куган прикурил сигарету, по его лицу поползли тени.
- Что это было?
Луис перевел дыхание, задержал его, облизнув губы.
- Облако Оорта, - ответил он. - Оно здесь... я думаю, оно здесь...
Наверху, на орудийной башне, капитан Гензель уставился в черноту, нависшую над ФИУ Гриссенберг, кожа на нижней части его живота медленно покрылась мурашками. Это была необъятная бездонная тьма, превосходящая все, что он когда-либо видел прежде. Эбеновый, непроходимый мрак, который, по его представлению, должен существовать за пределами известной вселенной.
Ночь была ясная, но звезд на небе не было.
На самом деле никакого неба не было. Чернота была небом.
Мейсон, старый сотрудник тюрьмы, подошел к нему.
- Что вы думаете об этом, кэп?
- Я... я не знаю. Никогда не видел ничего подобного раньше. Какой-то странный грозовой фронт?
Мейсон пожал плечами.
- Радио говорит, что в ближайшие три дня будет ясно и спокойно. Это не шторм.
- Тогда что это за чертовщина?
- Я не знаю, кэп, - ответил Мейсон почти шепотом. - Но оно растет в небе уже несколько недель. И знаете что? Я был в городе прошлой ночью, и оттуда этого не видно. Здесь - единственное место, где это можно увидеть.
Гетцель продолжал смотреть снизу вверх, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось.
Примерно в то время, когда Кугану удалось закрыть глаза и приблизиться к чему-то похожему на сон, раздался раскатистый глухой гул, который потряс всю тюрьму и заставил Джонни почувствовать, как будто что-то схватило его и переместило на десять футов.
Его сбросило с койки, как и Луиса, и сотни других заключенных.
Вверху и внизу в тюремных блоках раздавались крики, а вещи разбивались вдребезги, падая на пол. Распространилась странная, резкая вонь, похожая на озон, и еще на что-то, вроде перегоревшей проводки.
А потом наступила тишина.
Давящая, тяготящая, гробовая тишина, которая длилась секунд десять, и единственным слышимым звуком был неземной низкий вой, похожий на отдаленный туманный горн[44], отдающийся эхом в подземных трубах. Он то нарастал, то спадал, но никогда не исчезал полностью.
В тюрьме погасли все лампы.
Резервные генераторы не включались.
И у каждого человека, лежащего в оцепенении на полу или пытающегося подняться на ноги, голова кружилась от дезориентации, у всех было одно и то же ощущение: что сам воздух, атмосфера тюрьмы были вывернуты наизнанку, как будто время, пространство и законы физики были вывернуты и потеряли смысл.
Затем люди начали кричать.
Заключенные колотили чем попало по решеткам своих камер.
Раздавались стоны и страдальческие вопли.
А в блоке "С" над всем этим с пронзительными истерическими нотками возвышался один-единственный голос: