Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Общая оценка царившей в Монтайю двухполюсной системы может лишь подчеркнуть её замечательную способность к воспроизведению, внедрению, глубокому укоренению в земле Сабартеса. Действительно, вот проходят две трети века: мы оказываемся в 1390 году. Суровые репрессии, обрушившиеся на деревню между 1308 и 1325 годами, вероятно, впоследствии смягчатся, чтобы затем и вовсе исчезнуть. Но будут и другие кровавые или жестокие моменты: в 1348-м явится Черная смерть (последствия которой — возможно, незначительные? — для верхней Арьежи нам неизвестны), затем другие эпидемии, бесчинства военных, наемников... В 1390-м в Монтайю будет насчитываться лишь 23 двора, то есть половина, если не меньше, от их количества в 1300—1320 годах[1038]. Суровое кровопускание... Но основные фамилии, даже после ужасного опустошения, не исчезнут, несмотря на инквизицию, эпидемии, войны... В 1390 году жители Монтайю зовутся Бене, Клерг, Мор, Феррье, Бай, Фор, Азема, Пурсель, Рив, Отье, Аржелье. Все являются потомками семей начала века, несмотря на истребление и испытания. Лишь одно имя (вероятно?) новое. Domus выдержали удар. Они не растворились среди иммигрантов — здешнее высокогорье для последних малопривлекательно. Монтайю останется сама собой, какой и была; в 1970 году там все еще будет проживать один Клерг, упомянутый в телефонном справочнике. После череды многих других Клергов... Судьба деревни идет сама по себе вне Истории, но не без историй, начиная от основания (в каролингскую эпоху?) вплоть до нашего времени; сегодня исход из горных районов угрожает стабильности старого поселения, которое не смогли разрушить ни порожденные идеологией репрессии, ни смертельные микроорганизмы. Монтайонская культура, как мы видели, ориентирована на простое воспроизводство, на самосохранение и на обеспечение непрерывного существования domus в этом несовершенном мире. Единственный признак «роста», который вдруг обозначился в этих краях около 1305 года, не имел ничего общего с экономикой (мы не берем в расчет отгонное овцеводство). Он имел отношение к загробному потустороннему миру, своего рода духовной трансцендентности, сконцентрированной в раю альбигойцев, которые были заблудшими отступниками от христианства в силу закоснелости в своей, столь своеобразной, вере «добрых христиан».

Жак Фурнье, епископ-инквизитор, взялся, как известно, навести во всем этом порядок. Катарство сегодня — погасшая звезда, чарующий и холодный свет которой снова дошел до нас после полутысячелетнего затмения. Но Монтайю, гнусно задавленная усердным карателем 1320 года, — это не просто отклонение от нормы, всплеск краткий и мужественный. Монтайю — это хроника простонародья; это биение жизни, возвращенное репрессивно-назидательным текстом, который представляет собой один из памятников окситанской литературы на латинском языке. Монтайю — это любовь Пьера и Беатрисы, это стадо Пьера Мори. Монтайю — это плотский жар осталя и извечное крестьянское упование на Царствие небесное[1039]. Одно в другом. Одно через другое.

ИСТОЧНИКИ, БЛАГОДАРНОСТИ

Многие постраничные сноски в этой книге отсылали к Приложениям. Поскольку стоимость печати была такой, какой она являлась в 1975 году, издатель установил жесткие пределы объема книги. Пределы, из-за которых мне пришлось, увы, вынести основную часть этих Приложений в статью, рукопись которой я рассчитываю предложить журналу Etudes rurales.

Я ограничусь здесь лишь обоснованием числа в 200—250 человек, которым я обозначил численность жителей в Монтайю в рассматриваемый период (1294—1324 годы). В целом насчитывается 204 монтайонца, упомянутых в исчерпывающем расследовании Жака Фурнье[1040]. Это число неполно: епископ, разумеется, мог буквально перерыть каждый дом в Монтайю; он, однако, не занимался всеобщей переписью — которой, замечу кстати, нам очень не хватает. Свидетели и обвиняемые, родом из Монтайю, которых допрашивал Жак Фурнье, возможно, не упомянули кого-то из взрослых; они, безусловно, не сочли достойным упоминания какое-то число младенцев и даже просто маленьких детей. Но, с другой стороны, число 204 завышено : все 204 не проживали одновременно в Монтайю (некоторые умерли или эмигрировали в начале нашего периода, другие родились или иммигрировали в Монтайю после этих смертей и эмиграций). Располагаясь между недостаточностью и чрезмерностью, численность в 200—250 человек представляется вполне правдоподобной. Она превосходит, разумеется, ту сотню жителей, которую можно будет обнаружить в деревне в 1390 году, после серьезных демографических потерь (половина или больше), связанных с чумой, войнами и другими катастрофами 1348 года и после того (Dufau, 1898).