Но большую часть времени он на ногах, будь то весной, до запрета выпаса на лугах, или летом, после покоса (III, 84). Будучи пастухом «зажиточным», он имеет собственных овец. Но — здесь и становятся очевидными границы его весьма скромного успеха — свое личное стадо он держит на чужом выгоне. Маленькая жанровая сценка, типично монтайонская, показывает нам Жана Пелисье во время выпаса (она свидетельствует, кстати, о наблюдательности пастуха, столь же ярко выраженной, как и его нелады с хронологией). История начинается с обычной неопределенности во времени (III, 84): В том году, когда каркассонская инквизиция схватила всех людей из Монтайю, а не то годом раньше это было, я уж и не помню толком. Может, это было летом после покоса, а не то весной, луга еще для скота не закрыли? И это толком не припомню. Я был тогда с моими овцами в местечке, что зовут Оленьей Лощиной, на выгоне Гийома Фора да его братьев
(Гийом Фор будет сожжен как еретик в 1321 году[140]) Я был на лугу по левую руку, рядом с дорогой, что ведет в горы Монтайю (на высокогорные луга). А по правую руку от той дороги был Пьер Бай, сын Раймона Бая из Монтайю; тот Пьер Бай пас своих овец на лугу Бернара Марти, того, кого еще кличут «Козой», а еще был там Жан Марти из Монтайю, он пас своих овец на собственном лугу, а тот луг как раз рядом с лугом Раймона Марти. Должно быть в полдень вдруг появились на той дороге, идя из Монтайю, Арно Виталь из Монтайю, на котором поверх рубахи был синий кафтан, и топор подвешен спереди к шее, чтобы сподручней нести здоровую связку бука за плечами; а с ним было еще двое, оба в коричневых плащах с капюшонами, а под ними синяя или зеленая одежда; и они тоже несли топоры на плечах. Арно и приятели его подошли прямо через луг Бело. Как подошли, то они меня увидели, меня да моих друзей и товарищей, Пьера Бая и Шана Марти. Арно подошел к Пьеру Баю и с ним поздоровался, тот с ним тоже в ответ поздоровался. И так как в ту пору Арно был сторожем Монтайю, он обругал Пьера Бая и Жана Марти, что раз они пустили овец бродить по засеянным полям. А чтобы посмеяться, Жан спросил у Арно: «Эти два дровосека, уж не из Лавелане ли они?» Сцена замечательно описана зрителем, который был и участником. Здесь раскрывается маленький мир пастухов Монтайю XIV века: они полностью используют свои луга, отведенные для выпаса и для покоса, выкроенные между засеянным infield прихода и отдаленным outfield высокогорных лугов{105}. Вырисовывается социальная стратификация между (А) пастухами, пасущими собственных, как и чужих, овец на чужом выгоне и (В) пастухами-земледельцами-собственниками, выгоняющими своих баранов на семейный луг, которым они владеют по полному праву[141]. Но эти различия, более или менее четкие, не препятствуют созданию артелей или неформальных кооперативов ассоциированных пастухов (socii), происходящих из разных уровней упомянутой стратификации. На эти базовые микрообъединения накладываются упомянутые в том же тексте общественные обязанности перед деревней как целым: выпас ограничивается запретом использовать предназначенные для покоса луга, полуосвобожденный общинный сторож охраняет посевы, в оставшееся время починяя обувь и бегая за юбками[142]. Время в этом сельском мире течет в русле непостоянной, зыбкой хронологии: облава 1308 года, запрет лугов для выпаса и сенокос составляют единственные временные вехи, впрочем, весьма неточные, пастуха Жана Пелисье[143]. На какой-то миг глазами пастуха открывается мало известный нам мир дровосеков, с топорами за спиной и вязанками дров на шее. Однако это обман. Два дровосека, которых упоминает Пелисье, — отнюдь не «настоящие жители леса», это «совершенные». В момент их краткого появления в нашем тексте они как раз скрываются после недолгого тайного пребывания в доме Бело. Один из них — Прад Тавернье, которого часто можно встретить на окольных дорожках Айонского края; другой — Гийом Отье, знаменитый бравый нотариус из Акс-ле-Терма, которого супружеские и свояческие отношения тесно связывают с Монтайю. Его жена Гайярда — дочь Арно Бене из Монтайю, одного из полноправных членов клана Бене.