Монтана. Наследие Греха

На Паше не было лица. Смотреть на него, на такого потерянного и сломленного — все равно что рвать себе душу. Слезы текли не переставая, я пыталась концентрироваться на чем угодно — на цветах, которые несла в руке, на мраморной двухцветной плитке пола, только бы не разрыдаться. Мне почему-то казалось, если заплачу, ему еще хуже будет. Я должна была быть сильной. Достойной его. Я хотела быть такой.

Когда мы вошли в зал и Лапин обменялся парой фраз с работником организации, тот вышел за дверь и через несколько минут к нам выкатили гроб. Несколько мнут все стояли, словно боялись подходить. Будто сейчас еще у каждого была надежда, что это ошибка, что там не он, не отец Паши. Я видела как напряжены его скулы, видела как дергались мышцы его лица, как глаза наполнялись краснотой и влагой. По Пашиной щеке скользнула одинокая слеза. Он взял меня за руку и посмотрел мне в глаза. Паша не сказал ни слова, но я и так поняла, что у него в душе. Он боится. Маленький мальчик, сын боялся посмотреть на погибшего отца. Он боялся остаться сиротой, боялся потерять веру.

Я сжала его ладонь и кивнула, дав понять, что я с ним. И мы пошли. Неспешно, осторожно ступая по плиточному полю словно по минному, мы направлялись к нему. Пашины руки были ледяными, а его взгляд ни на секунду не отпускал человека в гробу.

Когда мы наконец приблизились, я положила на специальный выступ цветы. Паша все стоял неподвижно.

— Подойди, — шепнула ему. Он вздрогнул и обернулся. Посмотрел на меня как-то странно.

— Подойди, тебе нужно проститься с ним.

Паша кивнул. Он наконец-то подошел к отцу, а я осталась на месте. Мне хотелось оставить их ненадолго одних. Паше было что сказать папе.

Но уже спустя полминуты Монтана отвернулся от него и решительно подошел ко мне. Паша взял меня за руку, так крепко, что стало больно и уверенным шагом направился к выходу.

Я не понимала, что творится. Почему он так поступает? Разве можно вот так, убегать, даже не попрощавшись толком? Монтана остановился только на улице. Он подошел к водителю Лапина, стоящему у его джипа.

— Есть закурить? — спросил у мужчины. Тот кивнул и протянул ему сигарету. Паша закурил. Он сделал несколько коротких, нервных затяжек, а потом бросил в сторону сигарету.

— Паш… — позвала его, совершенно ничего не понимая.

Он обернулся. Подошел ко мне и сгреб в объятия. Стиснул так сильно, что я едва могла повернуться. Он держал меня в руках, уткнувшись носом мне в шею. И я позволяла ему делать это сколько нужно. А когда Монтана отстранился, в его глазах больше не было потерянности и страха. Он словно только что узнал что-то кардинальное изменившее его жизнь.

— Мы летим в Америку.

Паша схватил меня за руку и потащил куда-то по дороге.

— Когда? — только и спросила я.

Он остановился и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Сейчас.

***

Сколько я уже выкурил? Пачки две не меньше. Давно уже так не нервничал, давно не было столько всего на кону. По венам тек адреналин, заставляя мысли бежать еще быстрей.

Я смотрел на этот чертов телефон с такой надеждой, словно это ствол или калаш, и от него зависит моя жизнь. Понадобится всего только две пули. Два раза по девять грамм свинца, да в головы ублюдков, решивших, будто они имеют какое-то право трогать моих детей.

Во мне до сих пор горело адское пламя. Я должен быть там лично! Должен сам приговорить к смерти ублюдочных мразей, покусившихся на мою дочь! Я должен приравнять каждую секунду ее страданий к году их жизни и мучить их, бл*ять, вечно. В моей голове столько изощренных пыток для них, столько боли. И если бы не Овсянка, хер бы я смог в руках себя сдержать. Одна надежда на Мишу, на то, что не даст им сдохнуть легко.

Клянусь, сделал бы все своими рукам, с большим удовольствием. Если бы не все то, во что вляпался Паша, если бы не Ника, и не Линда. Синица же никогда не простит… Вернуться в Россию — значило бы для меня подписать приговор. Я не боялся его, но не моя семья.

Посмотрел на надпись, выгравированную на статуэтке орла, подаренного мне женой на прошлую годовщину свадьбы.

— Семья и близкие не делают тебя слабым. Они — твоя сила и ответственность.

Я не мог позволить себе той мести, какой хотел. Я хотел спасти сына и сделать так, чтобы больше ни одна мразь, обидевшая мою дочь не смогла ходить по этой земле.

Наконец — то раздался звонок телефона. Подскочил и принял вызов.

— Встречай гостей, папаша, — раздался в трубке голос Миши. Я прикрыл глаза, выдохнув.

***

Аэропорт.

Я всматривался в лица проходящих мимо так напряженно, что в какой-то момент они стали похожими друг на друга. Посмотрел на часы. Уже полдень, они должны были прилететь полчаса назад.

Зазвонил телефон. Синица. Ждет на обед, я сказал ей, что вечером возвращается сын с невестой. Теперь щебечет, готовя праздничный стол.