Монтаньяры

При поименном голосовании Дантон сказал: «Я отнюдь не принадлежу к тому множеству государственных людей, которые не знают, что на тиранов не опираются, которые не знают, что королям наносят удар только в голову, которые не знают, что от королей Европы нельзя ничего добиться иначе, как силой оружия. Я голосую за смертную казнь тирана».

«Государственными людьми» уже давно иронически называли жирондистов, и заявление Дантона, несмотря на его краткость, послужило осуждением всей двусмысленной и порочной тактики Жиронды на процессе короля. В ходе этого процесса монтаньяры показали еще невиданное единство. К ним присоединилась окончательно значительная группа до этого колебавшихся депутатов. Наконец вместе с ними пошла значительная часть Болота. Более того, процесс короля показал, как крепнет союз монтаньяров с Коммуной, которая особенно рьяно добивалась казни короля, намечается союз с парижскими санкюлотами.

21 января 1793 года в дождливый, туманный день состоялась казнь короля Людовика XVI. От древнего замка Тампль до площади Революции плотными рядами стояли отряды Национальной гвардии. Историческая литература, особенно роялистская, полна описаний множества мельчайших деталей этого знаменательного дня. В грозном и величественном спокойствии совершилось событие, открывшее новую, суровую страницу в истории Революции. Эта казнь была победой, но она же несла новые испытания. Смерть короля, с одной стороны, сняла тяжелое бремя, с другой — возложила на монтаньяров еще более тяжелую ответственность.

«И вот наша судьба решена, — писал молодой монтаньяр Филипп Леба, — пути назад отрезаны, добровольно ли, или поневоле, но надо идти вперед, и теперь в особенности можно сказать, жить свободными или умереть».

Леба не самый выдающийся монтаньяр, но один из самых верных своим убеждениям и привязанностям. 27-летний депутат, он теперь один из немногих твердых робеспьеристов, всегда идущий за Неподкупным. Он и лично близок ему, ибо женится на Элизабет Дюпле, одной из дочерей в семействе, где нашел свой странный, но уютный очаг Робеспьер. Леба преисполнен решимости идти вперед, и его настроение показательно для большинства монтаньяров в те драматические дни и часы. В напряженной борьбе из-за судьбы короля, в ожесточенной схватке с Жирондой монтаньяры сознают, чувствуют необходимость сплочения своих рядов. В лихорадочно суровой обстановке продолжавшихся в те дни и ночи голосований каждый вынужден ясно, определенно занимать четкую позицию. Справедливо принято считать голосование за казнь Людовика и против обращения к народу отражением реального нового соотношения сил в Конвенте. Оно показывает возросшую численность депутатов Горы, поскольку никакой другой определенной формы закрепления их политической принадлежности к партии монтаньяров просто не было. Правда, это еще не окончательные цифры, впереди более решительные схватки.

О необходимости единства и сплоченности теперь говорит даже столь независимый всегда Марат. К единству монтаньяров теперь решительно взывает Дантон, почти уже расставшийся с надеждой на более широкое объединение патриотов в Конвенте. Робеспьер, убедившись в силе свой партии, стремится закрепить победу. Он ободрен присоединением к Горе ранее колебавшихся, а теперь твердо избравших наконец, подобно Бареру, свой лагерь. Робеспьер прославляет «здоровую партию» Конвента и стремится объединить вокруг себя прочное большинство. Он особенно дорожит поддержкой Дантона, хотя в глубине души давно недолюбливал трибуна за его не слишком добродетельную жизнь, за цинизм, за жизнерадостно-беззаботное, самоуверенное поведение. Но он знает силу обаяния этого могучего человека, его энергию, его влияние на народ. Хотя теперь Робеспьер обрел как никогда прочную почву под ногами, он нуждается в союзниках. Особенно он нуждается в друзьях, поддержка которых необходима для окончательной победы над всеми интриганами. Неподкупный как бы меняется, растет, раскрывается, выходя из своей обычной позиции гордого одиночества. Личный успех, конечно, дает ему ощущение своей исключительности, но отнюдь не обеспечивает победу, торжество.