Монтаньяры

Революция 10 августа 1792 года свергла короля, либеральных аристократов типа Лафайета, изгнала фейянов. Буржуазия шла вместе с народом, Дантон возглавлял подготовку восстания. 2 июня 1793 года народ выступил против самой буржуазии, и главным действующим лицом оказался Марат. Конвент подчинился вооруженной силе революционных предместий. Перед Тюильри ее олицетворил Анрио, а в зале заседаний Конвента — Друг народа. Поэтому он вызывает небывало единодушную ненависть среди депутатов. Он сразу это почувствовал и 3 июня написал в Конвент, что прерывает участие в заседаниях, ибо не хочет больше выступать в роли «яблока раздора». Он даже не упоминает о своей болезни.

2 июня народ покусился не на неприкосновенность короля, как 10 августа прошлого года, а на неприкосновенность Конвента, буржуазного парламента, национального собрания. На важнейшее принципиальное завоевание буржуазной революции! Конвент сам скоро согласится с ограничением своей власти и авторитета. Но пока он еще для этого не созрел, и потребуется новое обострение обстановки, чтобы так случилось. Поэтому после 2 июня Марат выглядел не столько победителем, сколько козлом отпущения.

Изнуренный, измученный, жестоко страдающий от болезни, Марат остается беспомощным в своем убогом жилище. Но он упорно твердит, что ему в сто раз больнее наблюдать страдания народа. И продолжает борьбу! Он выпускает газету «Публицист Французской республики». Он бомбардирует Конвент и Якобинский клуб письмами, заявлениями, предложениями. Их не только не обсуждают, их даже не зачитывают! Крики ярости Друга народа, требующего выполнения требований санкюлотов, смешиваются у него с нападками на «бешеных», вдохновлявших поход на Конвент 2 июня.

РОБЕСПЬЕР: «ХИТРОСТЬ И КОВАРСТВО»

На другой день после восстания никто в Париже и особенно в Конвенте не знал толком, что делать дальше. Одни, как Барер, хотели бы сразу распустить революционные комитеты, лишить Коммуну права распоряжаться Национальной гвардией, словом, наказать революционеров. Робеспьер возражал. Что могла дать открытая война Конвента против санкюлотов? К тому же они одним ударом избавили Неподкупного от опаснейших врагов, от жирондистов. Надо использовать и развить этот успех, постепенно, но неуклонно ослабляя революционные организации. Их требования, конечно, принимать нельзя.

И действительно, все началось с того, что обычно происходит с восстаниями: действуют и рискуют одни, а выигрывают другие. И всегда под лозунгом, подобным призыву Робеспьера: «Необходимо объединяться». Речь шла не об идее Марата: тесный союз Горы и санкюлотов. Робеспьер хотел прежде всего объединить с монтаньярами буржуазию. Тревожной неизвестностью, правда, оставалась позиция революционных секций Парижа. Союз с ними или компромисс? Кто из монтаньяров способен спасти революцию в этот самый отчаянный ее момент? Дантон устал и уходит от ответственности. Марат смертельно болен, его ненавидит буржуазия, он мучительно страдает не столько от своих недугов, сколько от сознания бессилия. Остается Робеспьер, который выдвигается на роль естественного лидера Горы, хотя и он пока предлагает лишь путь лавирования и экивоков.

Монтаньяры последовали за этой еще туманной политикой, за которой скрывалось их желание привлечь к себе депутатов Болота, рассеяв страхи буржуазии. Первостепенной задачей политики примирения становится принятие конституции, для чего, собственно, созывался сам Конвент.

Расширили состав Комитета общественного спасения, включив в него нескольких монтаньяров. Членом Комитета стал друг Дантона Эро де Сешель, а также Сен-Жюст и Кутон, преданные люди Робеспьера. Изящный скептик Эро с улыбкой выслушивал сентиментальные высказывания Кутона и напыщенную декламацию Сен-Жюста. Собственно, писал-то все документы и доклад именно он, проделав эту работу за шесть дней. Дело в том, что они имели готовый проект конституции, написанный Кондорсе. Его упростили и подправили. Любопытно, что Сен-Жюст и Кутон ни разу не предложили обратиться к конституционным идеям Робеспьера, изложенным в четырех его речах и в проекте Декларации прав, где он предусматривал некоторые ограничения права собственности, столь близкое сердцу буржуазии. Теперь она могла не волноваться: смелые замыслы, выдвигавшиеся в борьбе с жирондистами, больше не нужны и право собственности зафиксировали в ортодоксально-буржуазном духе.

А пока шла эта работа, Конвент принял аграрные декреты о порядке продажи земель эмигрантов и об общинных землях. Сделали то, что уже стало обычным: сразу после революционных событий принимаются законы, удовлетворяющие крестьян. Так было в 1789 году и в августе 1792 года. Декреты узаконили уже совершившийся факт: полную отмену феодальных повинностей. Но в целом они не представляли собой ничего особенно революционного. Декреты были подготовлены еще при жирондистах. Главный смысл их поспешного утверждения заключался в том, чтобы показать поскорее буржуазии лояльность монтаньяров, их твердую решимость не допустить ничего похожего на призрак «аграрного закона».