Монтаньяры

Восстание, поднятое бежавшими жирондистами, называлось «федералистским», хотя оно таким не было. Жирондисты вовсе не собирались разделить Францию на кучу полунезависимых провинций. Они хотели завоевать Париж, из которого их выгнали монтаньяры и народ. Восстание угрожало расколоть лагерь революционной буржуазии.

Сначала оно приобрело устрашающие размеры. Четыре крупных района на Западе и Юге, около 60 департаментов, казалось, охвачены огнем. Только три департамента, прилегающие к столице, несколько других на Севере, вблизи границ или рядом с Вандеей, где непосредственно ощущалась угроза контрреволюции, остались верными революционному Парижу. Нормандские, бретонские «федералисты» объединились вокруг Кана — столицы жирондистского Запада. Здесь Бюзо с 7 июня вдохновлял формирование армии в четыре тысячи человек. Кальвадос поднялся 10 июня. Одновременно в Бордо создается отряд в 1200 человек. В Провансе, где давно тлел кризис, открыто восстают 12 июля. В Лионе монтаньяров вытеснили давно, в конце мая им устроили резню. 17 июля гильотинировали их вождя Шалье, объявленного в Париже третьим мучеником свободы (вместе с Маратом и Лепелетье). На эшафоте Шалье попросил палача: «Верните мне трехцветную кокарду, я хочу умереть за свободу». Палач-новичок не сумел сразу отрубить ему голову. Потребовалась сабля, чтобы отделить ее.

Однако за исключением Лиона, где роялист Преси получал еще и помощь от короля Сардинии, а также Тулона, который адмиралы-роялисты готовились передать Англии, «федералистское» движение как-то неожиданно в конце июля потерпело крах.

Гибкая политика монтаньяров сделала свое дело. Очень тактично действовал даже непреклонный Сен-Жюст со своей речью о «мягкости и милосердии»! Он назвал виновными только пять жирондистов, а остальным выразил сожаление и надежду на их преданность Революции. Жирондисты на заключительном этапе поединка с монтаньярами до конца обнаружили свою политическую слепоту. Их призыв к оружию повис в воздухе. Попытка создать «третью силу» между Революцией и контрреволюцией была абсурдом. Наступило время острейшего противостояния сил. Роялистские друзья Жиронды переходили к вандейцам, а буржуазия понимала, что возврат к Старому порядку лишит ее всего. Разве могла идея военного крестового похода увлечь буржуазию портовых городов? Вся ее торговля потерпела бы крах. Наконец, вложив нож в руки убийцы Марата, жирондисты окончательно раскрыли глаза тем в Париже, кто еще сохранял к ним какое-то сочувствие.

Насколько легко удалось избавиться от жирондистского восстания, настолько же трудно было в Вандее, в «проклятой Вандее», как тогда говорили. В начале июня контрреволюция добилась объединения, над которым поработали церковные фанатики. Военный совет назначил командующим Кателино, бывшего бродячего торговца, экзальтированного католика, известного в народе как «Анжуйский святой». Но за фасадом единства там царил хаос и соперничество. Главная слабость восстания — неспособность и нежелание крестьян сражаться по-настоящему. Они соглашались действовать в лесах вблизи своих деревень. Крестьяне отправлялись в поход, лишь когда предстояло поживиться грабежом какого-либо города и сразу вернуться обратно. Во всяком случае, «королевская и католическая армия» насчитывала 40 тысяч человек, и это была страшная сила.

На стороне республиканцев не намного больше порядка и организованности. В конце апреля создали три армии из добровольцев, новобранцев, бывших солдат. Решения в Вандее принимались двумя соперничавшими центрами. В Ниоре генерал Бирон из «бывших» стоял во главе штаба армии, подвергаясь ожесточенным нападкам Марата, обвинявшим его в предательстве, что и привело генерала к гильотине. Но в Сомюре одновременно действует целая когорта комиссаров, набранных либо в Коммуне Парижа, либо в Клубе кордельеров. Здесь играют в войну. Это неудивительно, ибо комиссаром и генералом оказался Ронсен, автор посредственных пьес, рьяный член Клуба кордельеров. Его главный помощник генерал Парен, из парижских «бешеных», участник взятия Бастилии и тоже драматург. Вокруг них группа бывших актеров. Правда, встречались здесь и серьезные люди, такие, как рабочий-ювелир Россиньоль, честный человек, откровенно признававший, что не создан для командования. Один из видных вандейских республиканцев Мерсье дю Роше писал в мемуарах: «Я негодовал при виде улиц Сомюра, заполненных адъютантами, генералами-вымогателями и другими людьми того же сорта. Этих испорченных людей, этих столпов злачных мест здесь было куда больше, чем в Туре. Численность их возрастала с каждым днем по мере прибытия из Парижа новых батальонов. Я видел скоморохов, превращенных в генералов, я видел, как плуты, шулера, которые тащили за собой самых отвратительных шлюх, получали чины в армии или должности в продовольственной, фуражной или обозной службах, и эти развратные насекомые еще имели наглость называть себя республиканцами».