Монте Верита

Чувство бессилия захлестнуло его, он ощущал себя совершенно беспомощным. Ему представилось, что они стоят на причале. И сейчас Анна взойдет на корабль, уплывающий в неведомое место. Раздастся сирена, уберут трап, и она исчезнет навсегда.

Он спросил, не нуждается ли она в чем-нибудь, достаточно ли у нее еды, одежды и окажут ли ей помощь, если она заболеет. Он сказал, что принесет все, что ей нужно. Она улыбнулась в ответ — все, что ей нужно, найдется за этими стенами.

Он обещал приезжать каждый год, чтобы умолять ее вернуться.

— Так будет труднее для тебя, — отвечала она. — Словно носить цветы на могилу. Лучше тебе сюда не ходить.

— Как я могу не ходить сюда, зная, что ты здесь, за этими стенами? — возразил Виктор.

— Я больше никогда не смогу к тебе выйти. Ты меня видишь последний раз.

Но помни, что я останусь такой навсегда. Это часть нашей веры. Сохрани меня в памяти такой.

Потом она попросила его уйти. Она сказала, что не сможет вернуться внутрь, пока он здесь стоит. Солнце было уже низко, и скала погрузилась в тень. Виктор посмотрел на Анну, стоящую на уступе, долгим взглядом, потом отвернулся от нее и пошел прочь к лощине, не оглядываясь. В ущелье он задержался на минуту и взглянул в сторону скалы — Анна исчезла с уступа. Там были только стены с узкими окнами и выше, все еще на солнце — двойной пик Монте Вериты.

* * *

Я каждый день находил полчаса времени, чтобы навещать Виктора в лечебнице. С каждым днем ему становилось лучше, и он все более походил на себя.

Я разговаривал с врачом, сестрой и сиделками, и они заверили меня, что рассудок Виктора не поврежден, что он поступил к ним с сильнейшим шоком и нервным расстройством, но встречи со мной приносят ему огромную пользу.

Недели через две Виктор достаточно оправился, чтобы покинуть лечебницу, и приехал ко мне в Вестминстер.

Осенними вечерами мы снова и снова возвращались к случившемуся. Я расспрашивал его обо всем подробнее, чем прежде. Он не замечал в Анне чего-то, что можно было бы назвать ненормальным, и у них был обычный счастливый брак. Да, она не любила вещи и вела спартанский образ жизни, но это его особенно не трогало — такой была Анна. Я рассказал, что видел ее в саду босой на морозной лужайке, и он признал, что на нее это было похоже.

Она обладала особой утонченностью и сдержанностью, а он, Виктор, уважал ее внутренний мир и не вторгался в него.

Я поинтересовался, хорошо ли он знал ее до женитьбы. Оказалось, что совсем немного. Ее родители умерли, когда она была еще совсем маленькой, и в Уэльсе ее воспитывала тетка. В семье не было никаких странностей, как говорят, никаких скелетов в шкафу, а воспитание она получила самое заурядное во всех отношениях.

— Бесполезно стараться, — наконец подытожил Виктор. — Анну объяснить невозможно. Это Анна, она единственная. Как объяснить, почему у обыкновенных родителей рождаются музыканты, поэты, святые? Это непостижимо, они просто появляются. А я нашел ее. Это было моим счастьем, даром Божьим, но теперь она потеряна, и я обрел свой ад. Я буду как-нибудь жить — она просила меня об этом — и каждый год возвращаться к ней на Монте Вериту.

Он смирился с тем, что его жизнь разбита, и это поразило меня. Я чувствовал, что сам бы не смог побороть отчаяния, если бы такое случилось со мной. Мне казалось чудовищным, что какая-то секта, живущая на склоне горы, сумела настолько подчинить себе умную женщину с сильным характером. Я даже допускал, что можно обмануть чувства неграмотных крестьянских девушек, в то время как их родные, ослепленные суевериями, продолжали бездействовать. Я поделился своими мыслями с Виктором, предложил ему связаться через посольство с правительством той страны, потребовать национального расследования, подключить прессу, заручиться поддержкой официальных кругов.

В конце концов, мы жили в двадцатом веке, а не в средневековье. Такие общины, как на Монте Верите, следовало запретить. Я собирался поднять на ноги всю страну, мой рассказ вызвал бы широкое движение протеста…

— Но к чему? — тихо спросил Виктор.

— Вернуть Анну и освободить остальных, — ответил я. — Не позволить разбить жизнь другим людям.

— Но мы же не собираемся уничтожать монастыри, — возразил Виктор. — А их в мире сотни.

— Но это совсем другое, — сказал я. — Там религиозные общины людей, и они существуют веками.

— Мне кажется, и Монте Верита тоже.

— Но как они живут там? Что едят? Что происходит, когда они болеют и умирают?

— Не знаю. Я стараюсь об этом не думать. Мне достаточно того, что сказала Анна — она нашла все, что искала, и теперь счастлива. Я не хочу разрушать ее счастье.

Он недоуменно посмотрел на меня, но по его глазам я понял, что он постиг некую истину.

— Мне странно от тебя это слышать. Ты ведь должен понимать Анну лучше меня. Это тебя охватывала лихорадка в горах и ты, глядя в облака, декламировал мне:

Велик наш мир, но рано или поздно,
Приобретая, тратим все дотла…