Великое дело – разрешить спор между тем, кто следует обычаям и законам своей страны, и тем, кто берётся их направлять и изменять. Первый ссылается в своё оправдание на простосердечие, покорность и пример окружающих; что бы он ни сделал, это не может быть злодейством, в худшем случае это будет несчастием: Quis est enim quem non moveat clarissimus monumentis testate consignataque antiquitas?23
Сверх того, как говорит Изократ, человек, испытывающий нужду, ближе к умеренности, нежели человек, имеющий избытки24. Второй находится в более трудном положении; ибо он берётся делать выбор и изменять, присваивает себе власть судить и должен быть в силах видеть недостатки того, что он преследует, и благо того, что он хочет ввести.
Это столь простое рассуждение заставило меня замкнуться в своём углу и даже во время моей юности, более дерзостной, удержало в узде; я не взвалил на свои плечи столь непосильной ноши и не принял на себя ответственности за знание столь исключительной важности; я не взял на себя в этом деле той смелости, какую, здраво рассуждая, я не должен был бы проявлять даже в тех гораздо более лёгких вопросах, которым меня обучали, и где смелость суждения не заключает в себе ничего предосудительного. В самом деле, мне представляется крайне несправедливым желание подчинить общественные и твёрдо установленные учреждения и обычаи непостоянству частной фантазии (ибо частный разум может иметь лишь частную справедливость) и такое посягательство на божественные законы, какого никакая власть не потерпела бы по отношению к законам гражданским; хотя эти последние и более по плечу человеческому разуму, всё же они являются полновластными судьями своих судей, и высшее удовлетворение состоит в том, чтобы их истолковывать и расширять область их применения, а не в том, чтобы их переворачивать и обновлять.
Если само провидение иногда обходило законы, то это чудо, перст божий, действию которого мы должны изумляться, а не подражать ему.
Перевороты, при отсутствии людей, действительно способных постигнуть лучшее, губительны: В нашей теперешней распре дело идёт о том, чтобы устранить и заменить сотню статей и притом глубоких и важных; но одному богу известно, сколько имеется таких лиц, которые могли бы похвалиться точным знанием соображений и оснований, говорящих в пользу той и другой из враждующих сторон; во всяком случае, число таковых, если только их действительно имеется некоторое количество, не столь велико, чтобы им было по силам совершить в нас переворот. Куда же ведёт весь этот натиск, который мы видим? Под каким знаменем устремляется он? С ним происходит то же, что и с другими слабыми и плохо применяемыми лекарствами: те соки, от которых оно должно было очистить нас, оно только раздражает, разжигает и усиливает столкновением; и так они остаются в нас; лекарство не было в состоянии излечить нас вследствие своей слабости, и, однако, оно нас ослабило; мы уже не можем более от него избавиться и получаем от его действия только продолжительные боли в наших внутренностях.