Монтигомо - Ястребиный коготь

Отец задумался. Сережа, который хотя и не все понимал, но с интересом слушал эту необычную беседу, решил про себя, что Лиза не права. Разве не интересно превратиться в дерево? Вот было бы здорово, если бы из тебя выросли ветки с листьями или даже с яблоками! Жаль только, что дерево не может говорить. Хорошо бы гаркнуть какому-нибудь мальчишке на ухо: «Эй, не рви моих зеленых яблок!» Можно представить, как этот мальчишка слетел бы с дерева! Но что же отец ответит Лизе?

И отец действительно сказал:

— Ты не права, Лиза.

— Почему?… Разве червяк не умирает так же, как и человек?

— Но человек не ничтожен! Червяк существует, даже не подозревая о своем существовании. Не очень-то далеко от него ушли и более развитые животные, потому что ими движет не сознание, а инстинкт. А у человека есть сознание! Уж он-то отлично понимает, что незыблемый закон природы — это жизнь. А раз так, то мыслящее существо обязано совершенствовать эту жизнь, делать ее все лучше и лучше для будущих поколений. Ты вдумайся: человек — маленькая частичка вечной природы, но как много сама природа дала этой частичке — сознание! Маленькая частичка природы переделывает даже саму природу!

— Каким образом?

— Например, побеждает старость, ищет средства для обновления человеческого организма. Некоторые ученые даже утверждают, что наступит время, когда жизнь человека практически может стать бесконечной. Живи сколько влезет!

— Ну, до этого мы с тобой не доживем.

— Не знаю, не знаю. Наша наука, дочка, сейчас шагает такими семимильными шагами, что только диву даешься! Совсем недавно, когда я еще был мальчишкой, то роман Жюля Верна о полете на Луну казался несбыточной фантазией. А сейчас советские ракеты не только на Луну, но и на Марс и на Венеру летят!

— Значит, человек родится для того, чтобы до самой смерти заботиться о том, как сделать жизнь лучше?

— А что ты думаешь! — оживился отец. — Помнишь, как писал Маяковский: «В этом мире умереть не ново, сделать жизнь значительно трудней!»

— Скучно, — передернула Лиза плечами. — Ужасно скучно заботиться о каких-то будущих поколениях! А если я не хочу? Если я хочу думать прежде всего о себе? Человек живет только один раз, и каждый живет так, как умеет…

— Где ты наслушалась этой ереси? — уже не шепотом, а довольно громко сказал отец, и Сережа понял, что он начинает сердиться. — Рассуждать так — значит уподобляться червяку! Даже заяц заботится о своих детях…

Тут Сережа не вытерпел, заворочался на своем диване и проговорил:

— Пап, она меня червяком называет, а на самом деле сама червяк…

— Спи, Сережа, — сказал отец, — а то проспишь демонстрацию. Иди и ты спать, Лиза, мы еще поговорим с тобой как-нибудь… У тебя какое-то завихрение мозгов!

Сережа повернулся лицом к стене, довольный, что на этот раз Лиза не вспомнила о Рыжике, и сейчас же заснул. Ему приснилось, что на его руках растут крупные, тяжелые яблоки.

Лиза на цыпочках вернулась в свою комнату. Катя сидела на раскладушке и вглядывалась в темное окно.

— Который час? — спросила она встревоженно.

— Кажется, начало первого, — зевнула Лиза, натягивая на себя одеяло. — А ты чего не спишь?

— Так просто… Ты не заметила, вернулся домой Стёпа?

— Нет, не вернулся.

— Странно…

— Ничего странного, ведь он говорил, что собирается на праздничный вечер.

Катя молча надела халатик.

— Ты куда, Катя?

— Не спится… Посижу на веранде.

Она вышла на веранду и открыла дверь во двор. Ночной воздух был чист и холодноват и словно водой обдал ее лицо, шею и голые коленки. Пахло молодой зеленью. Было так тихо, что Катя отчетливо услышала, как где-то очень далеко внизу, на берегу Дона, работала лебедка и звонкий голос кричал: «Майна! Майна! Вира!..» Кусты сирени во дворе, густые и темные от распустившихся листьев, стояли неподвижно и будто прислушивались к далеким голосам. Бесчисленные звезды мерцали в небе и, казалось, дышали. Большая яркая бабочка влетела перед верандой в полосу света, ударилась несколько раз о стекло и села на перила крыльца. Можно было подумать, что ее бордовые крылья с изящными белыми разводами сделаны из бархата. Катя протянула к ба-: бочке руку, та шевельнула крыльями, вспорхнула и исчезла во мраке.

…В третьем часу ночи улицу осветили фары автомобиля. У калитки они погасли, шумно хлопнула дверца такси, и во двор вошел Степан. Фары снова вспыхнули, и машина, неторопливо переваливаясь на ухабах, скрылась за углом.

Катя дремала на веранде, положив на стол голову.

— Ты здесь? — удивился Степан. — В чем дело?

От него пахло дорогими духами и вином.

— Я ждала тебя, Степа…

— Что за глупость! Я же не ребенок, Котенька.

Она подошла к нему и положила ладони на его грудь.

Степан увидел слезы в глазах сестры и спросил озабоченно:

— Да что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?

— Нет, никто…

— Почему ты плачешь?

— Не знаю… так… — Она вытерла глаза согнутым пальцем.

— Ничего не понимаю, — сказал Степан и пожал плечами.

— Степа… можно тебе задать один вопрос?

— Конечно.

— Откуда у тебя столько денег?

Он снял шляпу и прошелся по веранде.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— А разве я не имею права спросить?