— Пирожков заверни, — посоветовала бабушка. — Небось опять на целый день исчезнешь?
Сережа завернул в газету несколько пирожков и вышел на улицу. У калитки его уже ждали четверо октябрят — три девочки и один мальчик.
— Эх, детство! — сказал Степан, глядя в окно. — Никаких забот! Неповторимое время!
— По-моему, забот у него хоть отбавляй, — улыбнулся отец.
— Ну и заботы! — поморщила Лиза нос. — С утра до вечера валяет дурака!
— Ты плохо относишься к своему брату, Лиза, — нахмурился отец. — А он значительно серьезней тебя!
Лиза обиделась.
— Еще бы! Он же твой любимчик!
— Уж ты не говори несправедливостей, Лизонька, — вмешалась бабушка. — У папы любимчиков нет. Он отец справедливый! А что правда, то правда — ты погулять любишь, а Сережа делами увлекается.
— Значит, дела по сердцу пришлись, — сказал Степан. — Это важно, чтобы работа по сердцу была… Кстати, дядя Костя, я тоже хотел поговорить с вами насчет своей работы.
— Насчет твоей работы? — заулыбался отец. — Да что же я в торговле понимаю, Степа?
— В том-то и дело, дядя Костя, что торговля у меня вот здесь сидит, — Степан постучал ребром ладони по своему затылку. — Опротивела мне торговля до тошноты! Никакого размаха! А ведь я специалист по стройматериалам!
— Как же я могу помочь тебе, дорогой?
— У вас же колоссальные связи, дядя Костя! Замолвите словечко на железной дороге… Мне говорили, что на железнодорожном складе стройматериалов начальник умер…
— Так ты что ж, начальником склада решил стать?
— А почему бы и нет, дядя Костя? Не боги горшки лепят. Уж я вас не подвел бы!
Отец посмотрел на него долгим взглядом. Красивые черные глаза Степана были ясными и искренними.
— Не знаю, что тебе пообещать, Степан… Во всяком случае, сегодня же наведу справки.
— Большое спасибо, дядя Костя!
…Четверо октябрят, возглавляемые Сережей, по заранее разработанному плану явились на квартиру к Лене Кацу. Леня ждал их на лестнице.
— Дедушка и папа сейчас выйдут, — торжественно сказал Леня, — они уже одеваются.
И действительно, через минуту на лестнице показалась худощавая фигура Ильи Ильича в летнем полотняном костюме. Следом за ним шел моложавый, светлолицый, но уже с заметным брюшком и с мешочками под глазами мужчина. Он нес тесно набитую продуктами авоську. Сережа подумал, что крохотный Леня мало похож на своего большого отца.
— О! — сказал Илья Ильич. — Октябрятское войско уже выстроилось! Ну что ж, друзья, едем на лоно природы?
— Едем! — хором проговорили октябрята.
— Папаша, — сказал мужчина тонким сипловатым тенорком, который никак не вязался с его огромным ростом, — может быть, нам не брать детей? Для них это утомительная поездка.
— Нет, нет, Юра, — покачал головой Илья Ильич, — им эта поездка обещана еще неделю назад!
— Я не возражаю, папаша, но наш садовый участок все-таки далековато…
— Папа, — сказал Леня, — это же совсем не далековато! Полчаса на поезде и полчаса пешком! Я несколько раз ездил с мамой.
— Дядя Юра, не далековато, — задвигались октябрята, запрокидывая головы и просяще заглядывая в лицо дяде Юре, — он выглядел рядом с октябрятами, как Гулливер среди лилипутов.
— Вот видишь, Юра, — улыбнулся Илья Ильич. Не далековато… Поехали, друзья!
Через четверть часа они уже ехали в пригородном поезде Разумеется, октябрятское войско со своим командиром расположилось возле окна. Кто же не знает, как это интересно — смотреть из окна поезда на уносящиеся назад дома, деревья, извилину реки, зеленые поля и холмы?
Илья Ильич и дядя Юра сидели на скамейке. Зять что-то говорил тестю своим юношеским тенорком, но было видно, что Илья Ильич его плохо слушает. Грустные глаза Ильи Ильича неподвижно смотрели в одну точку.
…Садовые участки находились примерно в двух километрах от станции. Дорога шла сначала полем, потом вдоль густых насаждений орешника. Было очень тихо и жарко. Невидимый жаворонок звенел в небе. Какие-то птицы отвечали ему веселым посвистыванием в зарослях орешника. Очень приятно пахло землей и какими-то полевыми цветами.
Сережа видел, как Илья Ильич поскользнулся на влажной тропинке, и предупредительный зять поддержал его, ловко перекинув из руки в руку авоську с продуктами.
— Вот я и думаю, папаша, — продолжал зять начатый, по-видимому, в поезде разговор, — вам здесь очень великолепно для здоровья будет. Вы только посмотрите, какая кругом грандиозная природа! — ворковал плечистый зять. — Такой роскоши во всем Задонье не сыщешь! Ведь правда, папаша?
— Да, — механически ответил Илья Ильич и почему-то вспомнил, как три дня назад цех провожал его, почетного кожевника, на пенсию. Говорили всякие ласковые слова, вспоминали его славный трудовой путь, а у него сжималось сердце и щекотало в горле. Но он все-таки улыбался и, прижимая к груди букет сирени, благодарил всех за дружбу и любовь. И только один из старых приятелей, шестидесятидвухлетний Федор Тихонович, посмотрел на него недобрыми колючими глазами и грубовато сказал на ухо: «Илюшка, неужели ты серьезно на пенсию захотел? Да ведь как раз про таких пенсионеров говорят, что они еще хвосты быкам крутить могут!»