Монументальная пропаганда

Но именно к этому времени и относится начало его отхода от марксизма и ленинизма. Все-таки даже в его сознании наметился перелом. Но будучи таким человеком, который никак не может жить без Епэнэмэ, он стал искать его в том мировоззрении, которое еще недавно сам называл опиумом для народа.

Глава 5

К Аглае постучались, она открыла, не спросив — кто, и вздрогнула от неожиданности. На пороге с большим арбузом в руках стоял молодой человек спортивного вида в джинсах и кожаной куртке.

—#Марат!#— ахнула Аглая, вдруг испытав радость, которой сама в себе не ожидала. И удивилась, и обрадовалась и Марату, и своему материнскому чувству, тому, что оно есть у нее.

—#Здравствуй, мама!#— Марат, прижимая арбуз к животу, улыбался, за его спиной улыбалась молодая блондинка в джинсах и джинсовой куртке нараспашку.

—#Здравствуй, сын.#— Аглая обошла арбуз, поцеловала Марата куда-то около уха. Протянула руку блондинке:#— Аглая Степановна. А вас, кажется…

—#Мама, это Зоя, моя жена,#— сказал Марат с упреком.#— Я же тебе писал много раз.

—#Ну, конечно, писал,#— согласилась Аглая.#— Но ведь нынешние браки, это что? Это ничего. Это раньше было… Когда мы с твоим отцом женились…#— Она запнулась, вспомнив, что вряд ли ее союз с Андреем Ревкиным можно было изобразить как примерный.#— Ладно,#— оборвала сама себя.#— Но вы как снег на голову. Хоть бы телеграмму отбили.#— Повела за собой в комнату.#— Проходите. Ну как же без телеграммы? У меня не убрано, и холодильник пустой.

Она первая вошла в комнату, пожимая плечами и что-то еще говоря, обернулась и увидела, что они оба стоят, едва переступивши порог,#— он с выражением на лице крайнего удивления, а она в ужасе.

—#Ах да,#— сказала Аглая.#— Я тебе разве не писала? Да вот храню. Уже почти восемь лет.#— Спохватилась.#— Неужели мы с тобой восемь лет не виделись? Или больше? Да положи ты свой арбуз!#— закричала она на сына, и тот бережно опустил плод на стул и покачал, убеждаясь, что не скатится.

Потом сидели на кухне за круглым столом, покрытым клеенкой с кремлевскими башнями, и ждали, когда закипит вода в большом мятом алюминиевом чайнике. Кухня была плохо убрана, закопченная, с паутиной по углам. Аглая поставила на стол полулитровую банку с сахарным песком, полпачки печенья «Привет», Марату дала стакан с подстаканником, Зое — фаянсовую чашку без ручки с надписью «ХХ лет РККА» и себе эмалированную кружку, предварительно протерев ее полотенцем.

Марат обратил внимание, что за время разлуки мать постарела. Под глазами мешки, а под мешками еще мешки, и вообще все лицо стало каким-то бугристым, с глубокими порами. Когда она разливала чай, заметил, что руки у нее дрожат, а пальцы черные и кривые, как сучья дерева. Отчего же, думал он, ведь она же не такая старая. Пятьдесят четыре года. Зоиной матери на два года больше, а выглядит гораздо моложе. Может быть, потому, что ходит к косметичке и красит волосы. «Постарел,#— глядя на сына, думала и Аглая.#— Сколько же ему лет? Около тридцати пяти, а уже лысоват, брюшко, двойной подбородок, и виски тронуты сединой».

—#Что такое РККА?#— спросила Зоя, разглядывая кружку.

Аглая посмотрела на нее с удивлением, не представляя, как можно этого не знать, а Марат объяснил:

—#Рабоче-Крестьянская Красная Армия.

—#Вы когда же приехали?#— спросила Аглая.

—#А вот только что и приехали,#— сказал Марат.

—#Только что.#— Она посмотрела на часы.#— А на каком же поезде?

—#А мы не на поезде,#— улыбнулся Марат.#— На машине. Я на Кубе сертификатов накопил — и вот…#— Он подвел ее к окну.#— Видишь, «Волга» голубая?

—#Твоя?

—#Моя собственная. Да, между прочим, забыл щетки снять. Здесь как вообще — воруют?

—#А где не воруют?#— спросила Аглая.

—#Ну я думал, что, может быть, здесь… Раньше-то здесь было место тихое.

—#Раньше порядок был,#— сказала она.#— Везде было тихо. Сейчас некоторые ахают: «Ах, при Сталине за один колосок десять лет давали». И правильно делали, что давали. А теперь не то что колосками — вагонами тащат. Эшелонами. Ну ладно. Что я об этом. Расскажи, как ты, как вы.

К приему гостей она была совсем не готова, не имея для ужина ничего, кроме картошки, полбутылки кефира и столько же водки. Но у гостей в машине в сумке-холодильнике оказались две жареных курицы, вареные яйца, колбаса «салями», а Марат сбегал в гастроном и купил пачку сливочного масла, бутылку подсолнечного, три банки консервированных болгарских голубцов, две бутылки алжирского сухого вина и торт «Столичный».

Когда Марат шел в гастроном, щетки еще были, он думал снять их на обратном пути. Но когда шел обратно, их уже не было. Ужин оказался омрачен этим событием. Впрочем, у Аглаи был знакомый начальник автобазы, она надеялась утром щетки достать.

Во время ужина Марат сидел лицом к приоткрытой двери в комнату и время от времени косился туда, откуда из темноты статуя пытливо вглядывалась в него. Этот чугунный взгляд нервировал Марата, он отворачивался, передвигал стул, сел к двери боком, но исходящая от истукана таинственная сила манила его, заставляла вертеть шеей и сталкиваться с этим взглядом, излучающим невнятный вопрос.