Монументальная пропаганда

Конечно, мы жили тогда в сложные времена. Когда люди кипели гражданскими страстями и никто никому, кроме себя, не спускал ни малейшей слабости. Но все-таки, встретив Распадова на улице, я не стал перебегать на другую сторону и не отказался пожать протянутую мне руку. Я его ни о чем не спрашивал, но он сам заговорил, и довольно агрессивно и дурно, о Шубкине. Что он якобы с самого начала действовал хитро и расчетливо. Написал свой «Лесоповал», создал за границей шумиху и убрался к себе на историческую родину, а нас, оставшихся здесь, по существу, предал. То есть свой конфликт с Шубкиным он перевел в другое русло. Я это понял, когда он мне прочел свое стихотворение «Вы и мы», которого я запомнил только конец:

Вам все равно, где свой поставить дом
И с чьей руки вкушать какую пищу.
У вас есть запасной аэродром,
У нас в запасе — отчее кладбище.

Прочтя свой опус, он поинтересовался моим мнением.

—#Ну что ж,#— сказал я ему,#— стишок профессиональный. Размер соблюден, рифмы на месте.

Он сказал:

—#Ты же понимаешь, я спрашиваю тебя не об этом, а о содержании.

—#Ну, а содержание здесь просто подлое,#— сказал я.#— Ты к Шубкину можешь относиться как угодно, я и сам его не большой поклонник, но ему не все равно, вкушать какую пищу, и его отчее кладбище там же, где и твое.

—#Как?#— закричал Распадов.#— В России похоронены мои родители, деды и прадеды.

—#А где его деды-прадеды похоронены?#— спросил я.

—#Его?#— Распадов задумался.#— А почему ж тогда они (не сказал, кто они) уезжают?

—#Да вот таких стихов начитаются и уезжают. Кстати, насчет пищи,#— сказал я Владу,#— я не знаю, кто с чьей руки что вкушает, но с чьей руки ты свою мякину жуешь, теперь, кажется, можно не сомневаться.

Этой фразы он мне простить не мог никогда.

Глава 5

В старость человек вступает неподготовленным. Пока тянутся детство, юность, молодость, зрелость, человек живет на земле с поколением собственным, с теми, кто постарше и кто помоложе, как будто в одной компании. В школе, на работе, на улице, на собрании, в магазине, в бане, в кино он встречает в общем-то одних и тех же людей, кого-то знает хорошо, кого-то шапочно, кого-то где-то когда-то видел. При этом одни старше его, другие моложе, третьи такие же, как и он. Человека можно вообразить идущим в середине большой колонны: и впереди еще много народу, и сзади кто-то вливается. Человек идет, идет и вдруг замечает, что приблизился к краю, и впереди уже никого. Не стало людей, которые были старше на двадцать лет, на десять, на пять, да и ровесники сильно повымерли. И уже куда ни сунься, везде он самый старший. Он оглядывается назад, там много людей, помоложе, но они-то росли, когда оглянувшийся был уже не у дел, с ними он не общался и не знаком. И получается так, что старый человек, еще оставаясь среди людей, оказывается одиноким. Вокруг шумит чужая жизнь. Чужие нравы, страсти, интересы и даже язык не совсем понятен. И возникает у старого человека ощущение, что попал он на чужбину, оставаясь там, откуда в жизни не уезжал.

Аглая от рожденья жила в Долгове. Город особенно не менялся, но постепенно и неизбежно становился чужим. Люди, кого могла вспомнить, исчезли. Шалейко умер от инсульта. Нечаев погиб в автокатастрофе. Муравьева умерла в сумасшедшем доме. Ботвиньев подавился костью. Бывшего прокурора Строгого убили уголовники в лагере. Нечитайло умер от рака легких.

Из старых знакомых встретила она однажды дождливой осенью на улице и не сразу узнала Поросянинова. Он был с длинными волосами, с пушистой седой бородой и одет для этих мест необычно — на теле черная ряса, на ногах белые кроссовки, на голове рыжая ушанка, над головой оранжевый зонт. Зонт он держал в правой руке, а левой, пересекая лужи, подбирал полы рясы.

—#Ты что же, в попы записался?#— спросила она, удивляясь столь неожиданной метаморфозе.

—#Служу в храме диаконом,#— сообщил Петр Климович.

—#И давно?

—#Да вот уж скоро три года. А ты в церковь не ходишь?

—#Куда мне,#— сказала она.#— Я ж атеистка. Неверующая.

—#Верующая,#— возразил Поросянинов.#— Веришь, что Бога нет.

—#А ты веришь, что он есть?#— спросила она насмешливо.

—#Я,#— ответил он, не замечая насмешки,#— верю, что без веры во что-нибудь жить невозможно. А ты ведь небось крещеная?

—#А как же,#— сказала она.#— Мой отец до революции старостой в церкви был.

—#Так приходи в храм. Покайся Богу в своих грехах, и он примет тебя обратно.

—#Оставь меня! У меня свой Бог,#— сказала она и пошла прочь.

—#У тебя не Бог, а дьявол!#— крикнул он ей вслед.

Аглая перебирала в уме разные имена, и получалось — кого ни вспомнит, того уж нет на свете или выпал из поля зрения.

Старухи — баба Надя и Гречка — померли, но две другие соседки превратились в старух, заняли свое место на лавочке перед домом и ничем очевидным от тех предыдущих не отличались. Впрочем, шума новых поколений в доме не было слышно, поскольку строение это постепенно пустело.